Финиас Финн, Ирландский член парламента

— Вы это знаете навѣрно. Вы говорили мнѣ прежде.

— Ну, да. Онъ думалъ. Я пришла къ сумасбродному, полусентиметальному намѣренію вступить съ нимъ въ дружбу, думая, что мы съ нимъ будемъ связаны братскою любовью, въ которой не будетъ ничего оскорбительнаго для моего мужа, и для этого онъ былъ приглашенъ въ Лофлинтеръ, когда я поѣхала туда, принявъ предложеніе Роберта. Онъ пріѣхалъ, и я также мѣрила его какъ вы, и нашла, что онъ какъ-разъ подходитъ къ моей мѣркѣ. Мнѣ кажется, я знала его лучше нежели вы.

— Очень можетъ быть, но зачѣмъ было его мѣрить, когда это было безполезно?

— Развѣ можно удержать себя? Онъ пришелъ ко мнѣ однажды, когда я сидѣла у Линтера. Вы помните то мѣсто, гдѣ первый водопадъ?

— Помню очень хорошо.

— И я также. Робертъ показалъ мнѣ его какъ самое красивое мѣсто во всей Шотландіи.

— И тамъ этотъ нашъ обожатель пропѣлъ вамъ свою пѣсню?

— Я не знаю, что онъ говорилъ мнѣ тогда, но знаю, что я сказала ему о моей помолвкѣ, и чувствовала, когда я сказала ему это, что моя помолвка горе для меня. И она была горемъ съ того дня до-сихъ-поръ.

— А герой, Финіасъ — все еще дорогъ вамъ?

— Дорогъ мнѣ?

Да. Вы возненавидѣли бы меня, еслибъ онъ сдѣлался моимъ мужемъ, и вы возненавидите мадамъ Гёслеръ, когда она сдѣлается его женою.

— Вовсе нѣтъ. Я не собака на сѣнѣ. Я зашла даже такъ далеко, что иногда желала, чтобы вы вышли за него.

— А почему?

— Потому что онъ такъ искренно этого желалъ.

— Трудно простить мужчинѣ такія быстрыя перемѣны, сказала Вайолетъ.

— Какъ же мнѣ было не простить — когда я отвернулась отъ него съ рѣшительнымъ намѣреніемъ съ той минуты, когда увидала, что онъ положилъ знакъ на мое сердце? Я не могла стереть этотъ знакъ, а между тѣмъ вышла замужъ. Неужели онъ не долженъ былъ стараться стереть свой знакъ?

— Мнѣ кажется, что онъ стеръ его очень скоро и послѣ того стеръ еще другой знакъ. Неизвѣстно, сколько еще знаковъ стеръ онъ. Это похоже на запись трактирщика, которую онъ дѣлаетъ мѣломъ. Сырая скатерть сотретъ все и ничего не останется.

— Чего же вы хотѣли?

— Должна быть маленькая зарубка па палкѣ — для памяти, сказала Вайолетъ. — Я не жалуюсь, я жаловаться не могу, такъ какъ я сама не сдѣлала никакой зарубки.

— Вы глупы, Вайолетъ.

— Оттого что я не позволила сдѣлать изъ себя зарубку этому великому рыцарю.

— Такой человѣкъ, какъ мистеръ Финнъ, долженъ думать о своей жизни — пользоваться ею, раздѣлять ее между трудомъ, удовольствіемъ, обязанностью, честолюбіемъ, какъ только онъ сумѣетъ. Если сердце его нѣжно, то любовь должна занимать часть во всѣхъ этихъ интересахъ. Но глупъ тотъ мужчина, который позволитъ любви преодолѣть все. Даже въ женщинѣ подобная страсть признакъ слабости, а не силы.

— Когда такъ, Лора, стало быть вы слабы.

— А если я слаба, развѣ это осуждаетъ его? Если я справедливо сужу о немъ, это такой человѣкъ, который былъ бы постояненъ какъ солнце, когда постоянство можетъ быть полезно.

— Вы хотите сказать, что будущая мистриссъ Финнъ не подвергается опасности?

Именно это хочу я сказать; — и если вы или я захотѣли бы принять его имя, мы могли бы быть въ совершенной безопасности. Но намъ заблагоразсудилось отъ этого отказаться.

— И кому еще, желала бы я знать?

— Вы несправедливы и жестоки, Вайолетъ; такъ несправедливы и жестоки, что для меня ясно, что онъ только удовлетворилъ вашему тщеславію и не тронулъ вашего сердца. Что же по вашему мнѣнію долженъ онъ сдѣлать, когда я сказала ему, что я помолвлена?

— Я полагаю, что мистеръ Кеннеди не поѣхалъ бы съ нимъ въ Бланкенбергъ.

— Вайолетъ!

— Мнѣ кажется, это самое приличное. Но даже и это не рѣшаетъ дѣла окончательно — неправдали?

Тутъ кто-то вошелъ и разговоръ прекратился.

Глава LXXII. Великодушіе мадамъ Гёслеръ

Когда Финіасъ Финнъ ушелъ отъ Грешэма, онъ совершенно рѣшилъ, что онъ сдѣлаетъ. На слѣдующее утро онъ скажетъ Лорду Кэнтрипу, что ему необходимо выйти въ отставку, и спроситъ его совѣта, тотчасъ ли выйти ему или подождать, когда будетъ во второй разъ чтеніе ирландскаго билля Монка.

— Любезный Финнъ, я могу только сказать, что глубоко объ этомъ сожалѣю, сказалъ лордъ Кэнтрипъ.

— И я также. Мнѣ жаль оставить службу, которая мнѣ нравится и которая дѣйствительно мнѣ нужна. Особенно сожалѣю я, что долженъ оставить эту службу, которая была такъ пріятна для меня; а болѣе всего мнѣ жаль оставить васъ. Но я убѣжденъ, что мистеръ Монкъ правъ, и не могу не поддержать его.

— Желалъ бы я, чтобъ мистеръ Монкъ отправился въ Батъ, сказалъ лордъ Кэнтрипъ.

Финіасъ могъ только улыбнуться, пожать плечами и сказать, что даже еслибъ мистеръ Монкъ былъ въ Батѣ, то это вѣроятно не составило бы большой разницы. Когда онъ подалъ просьбу объ отставкѣ, лордъ Кэнтрипъ просилъ его подождать два дня. Онъ сказалъ, что онъ поговоритъ съ Грешэмомъ. Пренія о биллѣ Монка не могли быть прежде какъ черезъ недѣлю, и Финіасъ успѣетъ подать въ отставку прежде чѣмъ подастъ голосъ противъ министерства. Финіасъ воротился въ свою канцелярію и занялся работою, чтобы сдѣлать еще пользу своимъ любимымъ колоніямъ.