Финиас Финн, Ирландский член парламента

— Парикъ въ Ирландіи не во всеобщемъ употребленіи, мадамъ Гёслеръ.

— И вы будете защищать всѣми силами чьи-нибудь двадцать фунтовъ?

— Именно.

— Вы уже составили себѣ имя въ величайшемъ сенатѣ на свѣтѣ и управляли другими странами обширнѣе вашей собственной.

— Нѣтъ, я этого не дѣлалъ. Я никакой страной не управлялъ.

— Говорю вамъ, другъ мой, вы не можете этого сдѣлать. Объ этомъ нечего и говорить. Люди могутъ только переходить отъ маловажнаго къ важному труду, но они не могутъ отодвигаться назадъ и заниматься маловажнымъ дѣломъ, когда они исполняли истинно великіе труды. Говорю вамъ, мистерѣ Финнъ, что парламентъ настоящее мѣсто для васъ. Это единственное мѣсто. Не другъ ли я вамъ, что говорю это?

— Я знаю, что вы мнѣ другъ.

— А не хотите мнѣ вѣрить, когда я говорю вамъ это! Чего вы боитесь, для чего вы бѣжите? У васъ нѣтъ ни жены, ни дѣтей. Какого же угрожающаго несчастья опасаетесь вы?

Она помолчала съ минуту, какъ бы ожидая отвѣта, и онъ чувствовалъ, что теперь какъ-разъ было кстати сказать ей о помолвкѣ съ его милой Мэри. Мадамъ Гёслеръ приняла его очень шутливо, но теперь черезъ нѣсколько минутъ движенія ея дѣлались серьезны, тонъ почти торжественъ, что заставляло его сознавать, что онъ никакъ не долженъ съ нею шутить. Дружба ея была такъ искренна, что онъ обязанъ былъ говорить ей все. Но прежде чѣмъ онъ могъ придумать, какими словами разсказать, она продолжала быстрѣе разспрашивать его.

— Вы только боитесь относительно денегъ?

— Просто потому, что у меня нѣтъ дохода, которымъ я могъ бы жить.

— Не предлагала ли я вамъ денегъ?

— Но вы сами, мадамъ Гёслеръ, презирали бы меня, еслибъ я ихъ взялъ.

— Нѣтъ; — я опровергаю это.

Когда она говорила это — не громко, но выразительно — она подошла и стала передъ нимъ. Взглянувъ на нее, онъ примѣтилъ, что въ ней была сила, о которой онъ ничего не зналъ. Она была сильнѣе и крѣпче физически, чѣмъ онъ до-сихъ-поръ воображалъ.

— Я съ этимъ не согласна, сказала она: — деньги не божество и не демонъ, онѣ не могутъ сдѣлать одного благороднымъ, а другого гнуснымъ. Это случайность, и если ими добросовѣстно располагать, онѣ могутъ переходить отъ васъ ко мнѣ, а отъ меня къ вамъ безъ малѣйшаго пятна. Вы можете принять отъ меня обѣдъ, цвѣты, дружбу — все, но не деньги! Объясните мнѣ причину этого феномена. Если я дамъ вамъ тысячу фуновъ, теперь, сію минуту, и вы ихъ возьмете, вы будете низкій человѣкъ, но если я оставлю ихъ вамъ въ моемъ завѣщанія — и умру — вы ихъ возьмете и не сдѣлаетесь низкимъ человѣкомъ. Объясните мнѣ причину.

— Вы сказали не все, сказалъ Финіасъ хриплымъ голосомъ.

— Чего же я не досказала? Если я сказала не все, скажите остальное.

— Мужчина не можетъ взять отъ васъ денегъ, потому что вы молоды и прекрасны.

— О! отъ этого?

— Отчасти отъ этого.

— Будь я мужчина, вы могли бы ихъ взять, еслибъ даже я была молода и прекрасна какъ утро?

— Нѣтъ, денежные подарки всегда нехороши. Они грязнятъ и отягощаютъ душу и разбиваютъ сердце.

— Тѣмъ болѣе, если ихъ дѣлаетъ женщина?

— Мнѣ такъ кажется. Но я не могу объ этомъ разсуждать. Лучше не будемъ объ этомъ говорить.

— И я разсуждать не могу, но я могу быть щедрой — очень щедрой. Я могу отнять у себя для моего друга — даже могу унизить себя для этого. могу сдѣлать болѣе, чѣмъ могъ бы сдѣлать мужчина для своего друга. Вы не возьмете денегъ изъ моей руки?

— Нѣтъ, мадамъ Гёслерь, я не могу этого сдѣлать.

— Такъ возьмите прежде руку. Когда она и все въ ней находящееся будутъ принадлежать вамъ, вы можете дѣлать что хотите.

Говоря такимъ образомъ, она стояла передъ нимъ, протянувъ къ нему свою правую руку.

Какой мужчина можетъ сказать, что онъ не поддавался искушенію? Какая женщина станетъ увѣрять, что такое искушеніе Hé должно было имѣть силу? Самый воздухъ въ комнатѣ, въ которой она жила, былъ пріятенъ для его обонянія и около нея былъ вѣнецъ граціи и красоты, ласкавшій всѣ его чувства. Она приглашала его соединить свою судьбу съ ея судьбой, для того, чтобъ она могла дать ему все, что было нужно для того, чтобы сдѣлать его жизнь богатой и славной. Какъ позавидуютъ ему Рэтлеры и Бонтины, когда услышатъ, какой призъ достался ему! Кэнтрипы и Грешэмы почувствуютъ, что онъ другъ вдвойнѣ драгоцѣнный, если только его можно воротить назадъ, а Монкъ будетъ привѣтствовать его какъ союзника, сильнаго той силой, которой въ немъ недоставало прежде. Онъ можетъ тогда сравняться со всѣми. Кого долженъ онъ бояться? Кто не станетъ его хвалить? Исторія его бѣдной Мэри будетъ извѣстна только въ маленькомъ городкѣ за Британскимъ каналомъ. Искушеніе, конечно, было очень сильно.

Но ему не оставалось ни одной минуты колебаться. Она стояла отвернувшись отъ него, но все съ протянутой рукою. Разумѣется, онъ ее взялъ. Какой мужчина въ такомъ положеніи можетъ не взять руку женщины?

— Другъ мой! сказалъ онъ.

— Я не хочу, чтобы вы называли меня вашимъ другомъ, сказала она. — Вы должны называть меня Маріей, вашей Маріей, или никогда не называть никакъ. Что вы выбираете, сэръ?