Финиас Финн, Ирландский член парламента

Онъ помолчалъ съ минуту, держа ея руку, и она оставляла ее въ его рукѣ, ожидая что онъ скажетъ ей. Но все еще она не смотрѣла на него.

— Говорите же со мною. Скажите мнѣ, что выбираете вы? Онъ все молчалъ.

— Говорите со мною. Скажите мнѣ! повторила она опять.

— Невозможно! сказалъ онъ наконецъ.

Слова его были не громче тихаго шепота, но они были внятны, и немедленно рука была отнята.

— Невозможно! воскликнула она: — стало быть, я выдала себя?

— Нѣтъ, мадамъ Гёслеръ.

— Сэръ, я говорю да! Если вы позволите мнѣ, я васъ оставлю. Я знаю, что вы извините меня за такую рѣзкость.

Она вышла изъ комнаты и Финіасъ Финнъ ее больше не видалъ.

Онъ послѣ не зналъ, какъ онъ ускользнулъ изъ этой комнаты и пробрался въ Парковый переулокъ. Впослѣдствіи онъ вспомнилъ, что онъ оставался тамъ самъ не зная сколько времени, стоя на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ она оставила его, и что наконецъ имъ почти овладѣло опасеніе пошевелиться, страхъ, чтобы его не слыхали, необузданное желаніе убѣжать, такъ чтобы не былъ слышенъ шумъ его шаговъ, звукъ замка. Все въ этомъ было предложено ему. Онъ отказался отъ всего, а потомъ почувствовалъ, что изъ всѣхъ людей на свѣтѣ никто не имѣлъ права менѣе его стоять тутъ. Самое его присутствіе въ этой гостиной было оскорбленіемъ для женщины, которую онъ заставилъ отсюда уйти.

Но наконецъ онъ очутился на улицѣ и пробрался черезъ Пиккадилли въ Паркъ. Тамъ, какъ только онъ успѣлъ найти мѣстечко подальше отъ воскреснаго люда, онъ бросился на траву и старался устремить свои мысли па то, что онъ сдѣлалъ. Мнѣ кажется, что первымъ его чувствомъ было чистое и ни съ чѣмъ не смѣшанное разочарованіе — разочарованіе такое горькое, что даже образъ его Мори не утѣшилъ его. Какъ великъ былъ его успѣхъ и какъ ужасно паденіе! Но еслибъ онъ взялъ руку и деньги этой женщины, еслибъ онъ принялъ дорогой призъ, предлагаемый ему, онъ въ десять разъ сильнѣе почувствовалъ бы свое несчастье въ ту первую минуту, въ которую разстался бы съ ней. Тогда — такъ какъ онъ былъ человѣкъ съ сердцемъ — для него не было бы утѣшенія ни въ чемъ. Но даже теперь, когда онъ поступилъ какъ слѣдуетъ — онъ хорошо зналъ, что поступилъ какъ слѣдуетъ — онъ находилъ, что не скоро можетъ утѣшиться.

Глава LXXIII. Amantium irae

Жизнь миссъ Эффингамъ въ это время была не самая счастливая въ свѣтѣ. Она говорила разъ своему другу лэди Лорѣ, что путь ея идетъ не по пріятнымъ мѣстамъ. Она все еще жила у тетки и начала находить, что почти невозможно долѣе переносить жизнь съ лэди Бальдокъ и почти невозможно избавиться отъ нея. Прежде она мечтала, что можетъ жить одна, если захочетъ, что можетъ вести независимую жизнь какъ мужчина, если захочетъ жить такимъ образомъ, что можетъ взять свое состояніе въ свои руки, какъ конечно дозволяетъ ей законъ, и поступать съ этимъ состояніемъ какъ ей угодно. Но послѣднее время она стала понимать, что все это невозможно для нея. Хотя одинъ законъ дозволялъ это, другой не позволялъ, а послѣдній законъ почти былъ такъ же могущественъ, какъ и первый. Но настоящее ея несчастье увеличивалось тѣмъ же обстоятельствомъ, что она была теперь изгнана изъ второго дома, который у нея прежде былъ. До-сихъ-поръ она всегда могла убѣгать отъ лэди Бальдокъ къ своей пріятельницѣ, но теперь объ этомъ нечего было и думать. Лэди Лора и лордъ Чильтернъ жили въ одномъ домѣ и Вайолетъ не могла жить съ ними.

Лэди Бальдокъ понимала все это и мучила свою племянницу. Мученіе это было неумышленное. Тетка не хотѣла сдѣлать жизнь племянницы тяжелой и съ этимъ намѣреніемъ дѣйствовала систематически. Лэди Бальдокъ, безъ сомнѣнія, желала исполнять свою обязанность добросовѣстно. Но результатомъ выходила мука для бѣдной Вайолетъ и сильное убѣжденіе въ душѣ каждой изъ этихъ женщинъ, что другая была самымъ безразсуднымъ существомъ на свѣтѣ.

Тетка въ это время забрала себѣ въ голову говорить о бѣдномъ лордѣ Чильтернѣ. Это происходило отчасти отъ убѣжденія, что ссора была окончательна и что слѣдовательно нѣтъ никакой опасности раздражать Вайолетъ этимъ выраженіемъ состраданія — отчасти отъ сознанія, что ея племянницѣ лучше бы было выйти за лорда Чильтерна, чѣмъ вовсе не выходить замужъ — а отчасти можетъ быть и отъ того общаго правила, что такъ какъ она считала за нужное бранить свою племянницу во всемъ, то самымъ удобнымъ способомъ для достиженія этого было принимать во всѣхъ вопросахъ противоположный взглядъ противъ того, который принимала ея племянница. Лэди Бальдокъ предполагала, что Вайолетъ считала лорда Чильтерна виноватымъ противъ нея, и вотъ почему лэди Бальдокъ говорила о «бѣдномъ лордѣ Чильтернѣ». Относительно другихъ обожателей она начала примѣчать, что ихъ любовь безнадежна. Дочь ея Августа объяснила ей, что не осталось никакой надежды ни для Финіаса, ни для лорда Фауна, ни для Эпльдома.

— Я полагаю, она останется въ старыхъ дѣвахъ нарочно, чтобы положить меня въ могилу, говорила лэди Бальдокъ.