Финики

      Друзья, возможно, уже и забыли, что его настоящее имя было не Лом, а Евгений Пухов. Нежная, как перина фамилия и успокаивающее, как мягкий знак, имя. Но в глазах Лома, в скрипящей коже костяшек, в налитых молочной кислотой мышцах звучало только одно единственное отчество: "Убить". Он не был так глуп, как о нём думали. В какой-то степени он специально вёл себя по-дурацки, чтобы увидеть на лицах друзей улыбку. Злую кровь в мощные мускулы нагнетали добрые сердечные клапана, и никто не знал о том, что одним из увлечений Лома было выращивание домашних цветов. Он обожал кормить голубей и мог с блаженной улыбкой на устах скормить им полбулки. Несмотря на силу, Евгений был готов служить добродушным пугалом для незлобных насмешек, лишь бы это нравилось его друзьям. Его не волновало, что некоторые люди, вроде Шута, пользовались этим и часто оскорбляли его.

      Он вспомнил утренний разговор с Гошей, когда тот спросил:

      - Лом, ты же правый?

      - Ну да.

      - То есть ты национал-социалист?

      - Именно так.

      - А ты знаешь, что правые - это консерваторы, клерикалы, монархисты? Это то, против чего выступают национал-социалисты. Получается ты - не настоящий национал-социалист?

      Лом мог бы прихлопнуть Шута одной рукой, но он в первую очередь считал его своим другом, а уже потом едким и циничным шутником. На такие умные подколки, которым Лом не мог противопоставить интеллектуальный ответ, по обыкновению он отвечал глуповатой улыбкой. С детства над его умом часто подшучивали и где-то внутри, за сердцем, у Евгения Пухова, копилась эта обида на близких ему людей, которым он никогда не желал зла. Поэтому избиение Славы привело его в ярость, потому что этого человека он считал истинным предводителем, не способным на оскорбления друзей.

      Спальный район встретил его криками. Тьма не до конца пожрала город, было не совсем темно, а только смежались сумерки и редкие окна горели огнём. Несмотря на то, что Лом не любил читать книги, он мыслил рационально и прямо: именно в такое время начинают собираться различные субкультурные компании. По крайней мере в это время он всегда покупал в киосках алкоголь. Навстречу ему попадались хилые стайки гопников, которые не смели назвать его братишкой и попросить на пивасик. Когда его чуть не задавила машина, успев затормозить на мелкой менисковой улице, то Лом, увидав разозлённое чёрное лицо за лобовым стеклом, пустил по нему ударом ноги паутину трещин.

      - С дороги черномазый!

      Он углублялся во дворы, пока издалека, чутким, навощенным на деградацию слухом, он, наконец, не расслышал хриплый баритон мобильного телефона:

      - Камон! Камон! Антифа хулиган-с!

      Лом огляделся в поисках оружия. На лавке сидело какое-то пьяное тело, и Лом, подойдя к нему, скинул печальную биомассу с сидения.

      - Эээ? Ты чё?

      - Убью!

      - Чё?

      - У меня член двадцать сантиметров, так что не шути со мной!

      Тело, виляя задницей, уползло в кусты, и Евгений отломал от скамейки длинную, толстую планку с крючком ржавого гвоздя на конце. Свирепо воздев оружие к небесам, он смело пошёл на человеческие голоса. В этот момент он не думал ни о чём, кроме мести за друга, которого любил и уважал всем своим большим, добрым сердцем.

 ***

        Фитиль обуглился и произнёс одними губами:

      - Ребята. У меня для вас плохая новость.

      Никто не захотел подначивать его и спрашивать: "Какая?". Лидер, взвалив на себя ответственность, сказал сам:

      - В реанимации умер Лом.

      Что-то схватило и попыталось вытащить моё сердце. А затем... после кратких секунд ледяного объятия, когда всё тело, казалось, истыкали иглами, пришло блаженное тепло и абсолютное спокойствие. Я украдкой посмотрел на других, чтобы понять, как они отреагировали на известие. И с удивлением увидел, что все они, включая Шута, проткнуты этой новостью, как ничего не подозревавшие жуки.

      - Как?

      Фитиль путано рассказал, что Лом умер в реанимации, не приходя в сознание. Полученные им на районе травмы оказались несовместимыми с жизнью, хотя, как я уже позже стал понимать, деятельность настоящего националиста всегда несовместима с жизнью.

      - Господи, - прошептал Шут, а потом одумался, - чёрт!

      Из глаз Алисы, из этих чудных малахитовых пещер, потекли слезы. Мне захотелось броситься к ней, вытереть их свежим носовым платком или убрать пальцем, пусть я им недавно и ковырялся в носу, но она уже зарылась в плечо Фитиля.

      - Сожалею, камрады, что не принёс радостных известий. Обещаю, что партия это так не оставит.