В феврале 1743 года императрица повелела русским вельможам подать свои мнения об условиях мира со Швецией. Большинство высказалось за присоединение к России всей Финляндии или, по крайней мере, бо́льшей её части. Так, фельдмаршалы князь Долгорукий и граф Ласси полагали, что Швеции можно вернуть только каменистую, отдалённую, нехлебородную Эстерботнию. Фельдмаршал князь Трубецкой и адмирал Головин придерживались мнения, что следует удержать за собой всю Финляндию. Этого требовали слава русского оружия, а также благополучие и безопасность империи. Граница проходила слишком близко от Петербурга. Кроме того, уступить Финляндию означало опять иметь против себя финнов в следующей русско-шведской войне. Граф Михаил Бестужев советовал поступить по примеру Петра Великого: удержать Финляндию, уплатив за неё Швеции денежную компенсацию[226].
К сожалению, русская императрица проявила совершенно неуместное благородство. Дело в том, что поскольку старый и больной шведский король Фридрих I не имел детей, риксдаг должен был решить вопрос о престолонаследии. Надеясь вовлечь Швецию в орбиту русской политики, Елизавета Петровна активно поддержала кандидатуру голштинского герцога Адольфа Фридриха. В результате в обмен на его избрание наследником шведского престола Россия ограничилась более чем скромными территориальными приобретениями. Согласно подписанному 7 (18) августа 1743 года Абоскому мирному договору Россия получила лишь небольшой клочок земли до реки Кюмени общей площадью в 226 квадратных миль, в то время как остальная часть Финляндии была возвращена Швеции[227].
Мало того. Не успели ещё высохнуть чернила под договором, как шведские представители попросили помощи у России. Швеции грозила войной Дания, а внутри королевства ожидались большие беспорядки и осложнения. В результате генерал Кейт получил приказание немедленно отправиться в Швецию с 10-тысячным корпусом войск. Наступала уже холодная осень. Переход через Балтийское море делался крайне затруднительным. Тем не менее 30 ноября (11 декабря) 1743 года Ростовский и Казанский полки торжественно, с музыкой и распущенными знамёнами вошли в столицу Швеции. Фридрих I был, разумеется, очень доволен оказанной ему поддержкой, заявив:
10 (21) июля 1744 года Кейт получил приказание вернуться со своим отрядом в Россию, так как Швеция в его помощи больше не нуждалась[229]. С его уходом шведская политика резко изменилась не в нашу пользу. Государственный совет Швеции не пожелал более следовать указаниям из Петербурга. Что же касается наследника шведского престола Адольфа Фридриха, то он оказался сторонником Пруссии и покровителем антирусских группировок шведской знати[230].
В 1788 году началась очередная русско-шведская война. В Стокгольме надеялись взять реванш за прошлые поражения. Момент для этого был выбран как нельзя более подходящий. Россия вела тяжёлую войну с Турцией (1787–1791). У западных границ поднимали голову поляки, униженные и оскорблённые недавней утратой украинских и белорусских земель. Не обошлось без «пятой колонны» и внутри страны. В России всё шире распространялось масонство. Особой популярностью у тогдашней русской аристократии пользовались масонские ложи шведской системы «строгого наблюдения».
Помимо пышных ритуалов, необходимости для членства в ложе непременно иметь дворянское происхождение и прочей мишуры, у этой системы имелись две интересные особенности. Во-первых, масоны низших степеней были обязаны беспрекословно повиноваться своим высокопоставленным «братьям». Во-вторых, во главе этой масонской иерархии стоял не кто иной, как король Швеции Густав III, носивший одновременно титул Великого правящего мастера шведского масонства[231]. Когда летом 1777 года Густав III посетил Петербург, российские масоны устроили ему торжественное чествование в ложе «Аполлона», причём произошло это 27 июня (8 июля) — в день очередной годовщины победы при Полтаве[232].
В феврале 1778 года в Петербурге был открыт так называемый «Капитул Феникса», игравший роль тайного масонского правления для лож шведской системы в России. В свою очередь, вся деятельность «Капитула» направлялась и контролировалась из Стокгольма[233] — сперва непосредственно шведским королём, а с 1780 года — его братом, герцогом Карлом Зюдерманландским, которому Густав III передал должность Великого мастера[234].