Финляндия: государство из царской пробирки

Достаточно быстро удалось справиться и с финскими партизанами, которыми занялся прославленный казачий генерал граф В. В. Орлов-Денисов. Он объявил, что «каждый из них (партизан — И. П.), взятый с оружием в руках, будет повешен, как изменник, и каждый крестьянин, уличённый в бунте, — расстрелян». Вскоре этот приказ был приведён в исполнение. Вторично захваченные в плен бывшие солдаты свеаборгского гарнизона были повешены с табличками «за измену» на деревьях по большим дорогам и при кирках. Из крестьян же расстреливали только командиров партизанских отрядов и наиболее активных бунтовщиков, остальных отсылали на каторжные работы в Свеаборг. Начальник Сердобольского отряда генерал-адъютант князь М. П. Долгорукий призывал взбунтовавшихся крестьян успокоиться, обещая в противном случае жечь и истреблять их селения[271].

В датированном сентябрём 1808 года письме русского главнокомандующего графа Ф. Ф. Буксгёвдена читаем:

«В проезд мой во многих местах по Вазаской губернии представляет ужасное зрелище войны; некоторые бунтовавшие крестьяне повешены, другие расстреляны, а прочие по большей части скрываются в лесах, оставя дома пустыми. Инде встречаются выжженные селения и затоптанные поля, особенно же там, где проходили шведские и наши войска. Всё сие происходило по большей части от возмущения жителей, к чему поощряло их шведское правительство, и для укрощения которого принимались иногда строгие меры»[272].

17 (29) ноября 1808 года Александр I принял депутацию представителей всех финляндских сословий, возглавляемую прадедом знаменитого маршала бароном Карлом Эриком Маннергеймом[273]. Рассказывая об этой аудиенции, «Санкт-Петербургские ведомости» за 22 ноября 1808 года сообщали:

«При сём случае первый из депутатов майор барон Маннергейм говорил Его Величеству приличную речь, в коей между прочим, передавая судьбу своих соотичей великодушию победителя, с твёрдым упованием на благость Александра I, с радостью, говорил, видят они уже многие опыты милосердных попечений от нового и великого своего Монарха о благосостоянии финляндских жителей; заключил речь изъявлением благодарности за сохранение войсками Его Императорского Величества доброго порядка в прохождении оных чрез финляндские области, сколько то было совместно с военными обстоятельствами»[274].

И действительно, уповать было на что. «Властитель слабый и лукавый, плешивый щёголь, враг труда», как охарактеризовал Александра I Пушкин, отличался редкостным умением приносить интересы своего народа в жертву «мировому общественному мнению». В этом его сумел превзойти разве что Горбачёв. Вошедшим в состав Российской империи Польше и Финляндии «Александр Благословенный» сразу же предоставил множество поблажек, которых не имели его русские подданные.

Тем временем русские войска под командованием будущих героев Отечественной войны Петра Багратиона и Михаила Барклая-де-Толли вторглись на территорию самой Швеции. 1 (13) марта 1809 года в Стокгольме произошёл государственный переворот. Густав IV Адольф был отстранён от власти. На престол взошёл его дядя, герцог Карл Зюдерманландский. Шведы срочно запросили мира[275]. Согласно подписанному 5 (17) сентября 1809 года Фридрихсгамскому мирному договору, вся территория Финляндии отошла к России[276].

Война со Швецией оказалась весьма непопулярной среди российской «прогрессивной общественности». Как отмечает в своих воспоминаниях Ф. Ф. Вигель,

«в первый раз ещё, может быть, с тех пор, как Россия существует, наступательная война против старинных её врагов была всеми русскими громко осуждаема, и успехи наших войск почитаемы бесславием»[277].

А вот что свидетельствует Н. И. Греч:

«По молебствии, по взятии Свеаборга, в Исаакиевском соборе, было в нём очень мало публики, и проходившие по улицам, слыша пушечные выстрелы в крепости, спрашивали, по какому случаю палят. Услышав, что это делается по случаю взятия важнейшей крепости в Финляндии, всяк из них, махнув с досады рукою, в раздумье шёл далее»[278].

Помощник возглавлявшего шведскую делегацию на мирных переговорах барона Курта фон Стедингка полковник А.-Ф. Шёльдебранд с удивлением докладывал из Петербурга в Стокгольм:

«Я надеюсь, что в Швеции мир, хотя и плохой, будет встречен всеобщим удовольствием. Но здесь полная противоположность. Радуются, правда, что окончились бедствия, сопровождающие войну; но недовольны, что у нас отняли слишком много территории, и кажется все убеждены, что мир будет непродолжителен. Обвиняют в этом графа Румянцева (в то время министр иностранных дел — И. П.), говоря, что он, ради тщеславия, пожелал увеличить территорию России во время своего служения министром»[279].

Ф. Ф. Вигель, кстати, сам наполовину швед, с негодованием отмечает: