Финно-угорские этнографические исследования в России

Вместе с тем, необходимо осознавать, что осуществление практи­ческих шагов в области этнографии вряд ли было возможно без дея­тельности тех ученых, которые первыми увидели в этом предмете се­рьезную исследовательскую перспективу. Речь идет, прежде всего, об авторе первой всеобъемлющей «Истории Российской» В.Н. Татищеве (1686-1750), создателе «Allgemeine Nordische Geschichte...» А.Л. Шлёцере (1735-1809) и основоположнике финской национальной истори­ографии Х.Г. Портане (1739-1804). Предпринятые ими попытки опро­вержения ранее устоявшейся картины мира, покоившейся на авторитете генеалогических таблиц Книги Бытия, способствовали прояснению про­блем этнической истории Северо-Восточной Евразии. Находясь у исто­ков национальных школ историков и лингвистов, они направили своих последователей по единственно возможному тогда пути выявления новых источников и критического отношения к имеющемуся научному наследию. Сделав предметом своих начинаний историю народов, дол­гое время находившихся в тени классических древностей и письмен­ной традиции, эти выдающиеся представители эпохи пробудили обще­ственный интерес к этническим исследованиям. Развившаяся при этом фиксация этнографических фактов, впрочем, как и лингвистическая компаративистика, сформировали новый тип научного работника, спо­собного совмещать экспедиционную деятельность с трудом кабинетно­го ученого-теоретика.

Со всем уважением и признательностью относясь к научному труду пионеров народоведения, хотелось бы представить начальную историю этнографического изучения финно-угорских народов России сквозь призму личной истории трех выделяемых персоналий: Ф.И. Страленберга — первым указавшего на факт языкового родства финно-угорских на­родов; Г.Ф. Миллера — первым предпринявшего попытку совмещения сведений о народах восточной России, извлеченных из актового материала, с живой фольклорно-этнографической информацией; И.Г. Георги — автора первой сводной этнографической работы о наро­дах России, показавшего финно-угров в качестве древнего автохтонно­го населения страны. Присущая этим разным и в то же время близ­ким по духу людям исследовательская проницательность, стремление к систематизации и умение придать научному продукту необходимую потребительскую привлекательность, обеспечила условия для будуще­го развития этнографического финно-угроведения.

Немаловажными факторами в деле формирования интеллектуаль­ных основ финно-угорской этнографии были свойственный английской научной традиции эмпиризм, французский энциклопедизм и характер­ный для германской науки синтез исторического и естественно-матема­тического мышления. Нельзя не учитывать и скандинавского влияния, особенно на финляндских ученых. Тем более, что шведская «нордис­тика» во второй половине XVII в. достигла достаточно высокого на­учного уровня, сделав качественный шаг вперед в представлении эт­нографической карты региона. Например, в опубликованной в 1674 г. книге И. Шефферуса «Lapponia» указывалось на сходство языков и антропологического типа финнов и саамов. Даже О. Рюдбек, один из столпов идеи «атлантизации» национальной истории, собрал некоторое количество этимологий, демонстрировавших языковое родство финнов и венгров. Примерно в те же годы два других шведа, поэт Г. Стернхельм и канцлер Б. Шютте, отмечали сходства, существующие между финским и венгерским языками. Критическое восприятие древностей и современной этнокультурной информации было достигнуто благода­ря трудам профессора Упсальского университета И. Ире, собравшего немало сведений по истории и языкам финнов и саамов.