Финно-угорские этнографические исследования в России

В то же время сами венгры все чаще задумывались о тайне своего происхождения. Однако высказывавшиеся некоторыми учеными гипо­тезы венгерско-финского родства не находили достаточного понимания ни со стороны политической, ни интеллектуальной элиты венгерского общества, склонной выводить венгерские древности из номадических культур аваров, гуннов или скифов и называть Аттилу одним из своих великих прародителей[3]. Это было в целом неудивительно, поскольку носителем национального импульса в Венгрии выступало преимуще­ственно мелко- и среднепоместное дворянство, из среды которого вы­делялась образованная часть общества. Сменив саблю на перо, наслед­ники боевой славы древних венгров своими научными изысканиями хотели подтвердить героическое прошлое народа, все чаще пытаясь противостоять «поглотительным» намерениям, исходящим от венского двора[4]. По меткому выражению профессора П. Домокоша «...венгер­ская интеллигенция настолько сильно, упрямо и агрессивно чуждалась так называемых «родственников воняющих рыбой», насколько глубока и определяюща была их привязанность к знаменитым (в основном, восточным) языкам, культурам и народам». В этой связи весьма нео­днозначно была встречена работа Я. Шайновича «Demonstratio. Idióma Ungarorum et Lapponum idem esse», в которой проводилась мысль о венгерско-саамском родстве, продемонстрированном путем сравнения структурно-морфологических элементов исследуемых языков. Не­смотря на негативный общественный резонанс, другой венгерский компаративист Ш. Дьярмати также показал факты генетического род­ства уральских языков. К близким выводам пришел и Х.Г. Портан на основе имевшихся в его распоряжении исторических и лексико-грам­матических материалов.

Этнические исследования, в частности картографические работы, проводившиеся в России в допетровское время, носили преимуще­ственно прикладной ведомственный характер и были мало известны в Европе, поскольку правительство старалось не допустить утечки, как ему казалось, стратегической информации. Кроме того, распростра­нению достоверных этнографических сведений о стране препятствова­ли объективные причины военно-политического и конфессионального характера. Проблема обозначилась острее, когда стало ясно, что, по мере расширения страны на Восток, самим российским властям не хватает достоверной информации о новых для них землях с разнопле­менным населением. Ситуация начала меняться с приходом к власти Петра I и его преемников, покровительствовавших наукам и заботив­шихся об издании материалов полевых экспедиций, содержавших цен­ные лингвистические и этнографические сведения о финно-угорских народах. Пафос эпохи нашел свое отражение в словах одного из пер­вых русских академиков, С.П. Крашенинникова: «Знать свое отечество во всех его пределах, знать изобилие и недостатки каждого места, знать промыслы граждан и подвластных народов, знать обычай их, веру, содержание и в чем состоит богатство их, также произрастит земля и воды и какими местами к ним путь лежит, — всякому, уповаю, небесполезно, а наипаче нужно великим людям, которые по высочай­шей власти имеют попечение о благополучном правлении государства и о прирастании государственной пользы, ибо когда известно состоя­ние по всем вышеписанным обстоятельствам, то всякого звания люди имеют желаемую пользу».