Всю вторую неделю я с нетерпением ждал субботы. Нэнси обычно заранее объявляла, что на выходных у них запланировано какое-нибудь мероприятие по сплочению команды. В свое время, когда она много разговаривала со мной, пытаясь посвящать меня в детали свой жизни, она рассказывала мне про эти встречи. И она, и ее коллеги с почти религиозным восторгом бросались в эту пропасть безмозглой корпоративности. Я пытался внимательно слушать ее, но это было выше моих сил. А в ту неделю я мог думать только о том, что в субботу мне нужно будет ехать в Кембридж доставить работу заказчику. Сперва я думал, что поеду один, но раз Нэнси была гарантировано занята вне дома, мне пришел в голову другой план.
За чашкой кофе в тот день я спросил Элис, не хочет ли она поехать со мной. Ее неподдельная радость при этом известии грела мне душу весь вечер. Всю неделю мы с ней обсуждали наш план. Я хотел позвонить Нэнси пораньше вечером, когда она вернется домой, и сказать, что я встретил старого знакомого и вернусь поздно. Это было нарушение нашего неписанного правила не обманывать друг друга, но это было необходимо. Нам с Элис нужно было провести больше времени вместе, и мне необходимо было собраться с мужеством для предстоящего тяжелого разговора.
К концу дня в пятницу я места себе не находил от нервного возбуждения. Я бродил по дому, не в силах сосредоточиться ни на чем, до такой степени погруженный в собственные мысли, что я не сразу заметил, что с Нэнси что-то не так.
Она сидела над бумагами в гостиной, время от времени бросая в окно сердитый взгляд, словно ожидала кого-то. Я слегка раздраженно спросил ее, почему она так делает, она принялась все отрицать, но, когда десять минут спустя я взглянул на нее, она опять смотрела в окно. Я ушел на кухню и занялся скучным ремонтом полки, до которой у меня руки не доходили уже несколько месяцев. Чуть позже Нэнси зашла на кухню за кофе и, похоже, была искренне тронута, что я наконец этим занялся. Я улыбнулся с наигранной скромностью – ощущение было такое, будто улыбнулся труп.
Нэнси вернулась в гостиную, встревоженно глядя в окно, словно опасаясь вторжения марсиан. Я вспомнил ту напугавшую меня ночь, когда она вот так же стояла у окна. Сейчас нервы у нее были натянуты до предела, но я уже не чувствовал жалости. Все это меня только раздражало, и я ненавидел себя за это.
Бесконечный вечер закончился, пора было ложиться спать. Нэнси ушла в спальню, а я добровольно вызвался закрыть окна и помыть пепельницы. Разве не смешно, какими мы кажемся заботливыми и внимательными, когда нам больше всего хочется оказаться где-то еще.
На самом деле мне нужно было несколько минут, чтобы завернуть подарок, приготовленный для Элис. Услышав, как закрылась дверь ванной, я подбежал к рабочему столу и вынул книгу. Потом достал из ящика оберточную бумагу и скотч и принялся за дело. Бросив взгляд в окно, я увидел там знакомую кошку и улыбнулся. Когда мы будем вместе с Элис, я смогу завести кошку, чтобы пушистый комочек сидел у меня на коленях, пока я работаю, и засыпал у меня под боком. Дверь ванной открылась, я напряженно замер, потом услышал, как Нэнси тихо прошла в спальню, и продолжил заворачивать книгу. Потом я убрал подарок в ящик и достал открытку, раздумывая, что бы такое написать Элис.
– Марк?
Я чуть не умер, внезапно услышав голос Нэнси. Она шла ко мне через кухню – а открытка все еще лежала на моем столе. Я быстро придвинул к себе пачку бумаг и едва успел прикрыть ее. С колотящимся сердцем, чувствуя легкое головокружение, я повернулся к Нэнси, стараясь сохранить бесстрастный вид.
– Что это такое? – сердито спросила она, помотав рукой перед моим лицом. В комнате было темно и сперва я не разглядел, что было у нее в пальцах. А потом понял – это был волос. Темный волос.
– Похоже на волос, – осторожно сказал я, перебирая бумаги на столе.
– Я знаю, что это распроклятый волос! Но что он делает в нашей постели?
Господи Иисусе, подумал я, она все знает.
Я смотрел на нее, крепко сжав губы, балансируя на грани того, чтобы выложить ей всю правду и наконец отвязаться от этой истории. Я думал, что это случится в более спокойной обстановке, но кто его знает, может, сейчас как раз был самый подходящий момент огорошить ее известием, что я люблю другую женщину.
И тут я вдруг сообразил, что Элис ни разу не бывала в нашей спальне. С того вечера у канала она заходила только в холл на первом этаже и в гостиную. Может, еще на кухню, но совершенно точно не в спальню. Я озадаченно моргнул, глядя на Нэнси.
– Все эта проклятая кошка! – завизжала она в приступе той внезапной ярости, которая всегда обескураживала и пугала меня. – Она лазила на нашу кровать!
– Какая кошка?
– Эта чертова кошка, которая вечно ошивается возле дома. Твоя маленькая
– Я ее не впускал. О чем ты вообще говоришь?
– Не смей отрицать! Не смей…