Финт хвостом

Тем не менее она прикоснулась губами к холодному кирпичу и прошептала:

– Все будет хорошо! Только держись! Я помогу тебе.

Хотя Плюш провела в Данлоп-Хаузе двадцать лет, она была уверена, что сошла с ума как раз в больнице.

Безумие монотонности и скуки настигло ее именно в стенах сумасшедшего дома, где, по идее, ее должны были вылечить. И оно только увеличивалось с каждым визитом нетерпеливых врачей в очках, обещающих исцеление.

Однако то, что сама Плюш считала здравым умом, доктора расценивали как очевидное доказательство его отсутствия. К тому времени, когда по их меркам она окончательно сошла с ума, врачи решили, что ее случай больше не представляет научного интереса и об излечении речи быть не может.

Бедная, необразованная, да к тому же женщина (три условия, которые сразу отметали возможность излечения и освобождения), Плюш была старшей дочерью фермера-скотовода из Стромнесса на Оркнейских островах на северном побережье Шотландии. Она росла своеобразным и замкнутым ребенком, сблизившись лишь с дедом Муни, который утверждал, что ему являлась Дева Мария, когда он был в плену у японцев во время Второй мировой войны.

Никто кроме Плюш не верил ему. А она принимала его слова за истину только потому, что у самой уже было столько видений, что она воспринимала их как обыденное явление. Для скучного и ограниченного мира, где было заперто большинство людей, Плюш придумала свое название – Страна Недалеких Людей.

Ей не хватало слов, чтобы описать все чудеса, которые ей являлись. Она часами бродила в одиночестве по берегу Северного моря, вглядываясь в ослепляющий водоворот сокровенной вселенной, слушая шепот ветра и зловещий плач прилива.

Подобно художнику, рисующему тайные фантазии, мысли Плюш расправлялись, как белые паруса, позволяя Вселенной писать свои тайны и волшебство: необъятные секреты, выраженные в страшных, чудесных, нечестивых контурах, которые зачаровывали и приводили в смятение.

Когда ее восприятие обострялось, она скользила между морем и небом по горизонту, где две безбрежности сходились в одну линию, как нежные губы, и проникали сквозь таинственные геометрические миры. В этих мирах время распускалось в узлы и кольца, подобно цветам; времена года наступали хаотично, а будущее рождало прошлое и настоящее. Все это сосуществовало в единой связке, как большая волна, которая разбивалась на несколько маленьких, чтобы обрушиться на берег.

– Дурочка, – шептались соседи у нее за спиной.

– С приветом, – ворчала мать.

Но Плюш понимала, что проблема не в ней, а в них: они просто не видели дальше собственного носа.

Для них пределом оказалась лишь Недалекая Страна, тогда как она узрела весь временной континуум и замысел Божий.

Так она и росла, зачарованная пленница сокровенного танца, пока на Северное море не обрушился шторм, утопив Муни и еще полудюжину рыбаков. Ей было пятнадцать. Горе и одиночество повлекло за собой невнимательность и бесстрашие. В течение нескольких месяцев Плюш пыталась забыться в объятиях любого парня, который предлагал утешение. В конечном счете она забеременела, и мать выгнала ее из дома.

– Моя дочь не родит ублюдка и не станет растить его в моем доме! – рявкнула она на прощание.

Плюш устроилась официанткой в отеле «Брейс» и переехала в маленький каменный коттедж у моря, где спустя несколько месяцев родила девочку, которую назвала Коллин. Дочка стала утешением и радостью, и целых два года Плюш наслаждалась безмятежным покоем – до того дня, когда по заявлению матери из опеки не пришла женщина. Мать решила добиться опекунства, заявив, что ее дочь не способна растить ребенка по причине умственной неполноценности.

От подобной наглости Плюш потеряла рассудок и впала в истерику. Она бросила работу и снова принялась бродить по берегу в одиночестве, моля Господа оставить ей дочь. Никакие видения больше не посещали ее разум.

Зимние дни на Оркнейских островах всегда короткие и темные. Однажды в феврале, когда Плюш бродила по холодному берегу, Муни впервые вышел из моря. На нем были рабочие шаровары и свитер в заплатах. Он выглядел так, будто только что встал из кресла у камина, но при этом его тело было тонким, как паутинка, и пропускало тусклый свет.

– Никому не рассказывай, что видела меня. А завтра приходи одна, мы с тобой погуляем, – сказал Муни. – Не вешай нос. Я помогу тебе.

И он вновь погрузился в мерцающее море.

Радость Плюш не знала границ. Ей было так хорошо, что непременно хотелось с кем-то поделиться. На следующий день, когда она отправилась на берег, она взяла с собой Коллин. Но как только девочка увидела призрак старика, поднимающийся из сверкающей воды, она расплакалась и вцепилась в руку матери.

Призрак прошел пару шагов и остановился. Контуры его тела начали исчезать, поглощаемые морем, подобно сахарной вате, которую жадно лижет ребенок.

Старик посмотрел на Плюш, вздохнул и развернулся, чтобы уйти.

– Подожди! Не уходи! – закричала Плюш.

Она бросилась в море, потянув за собой дочь. Девочка жалобно кричала и пыталась отбиться, пока волна не нахлестнула и не сбила ее с ног.