– Эта новая комната, куда меня перевели после твоей болезни… с ней что-то не так. Там что-то есть… что-то живое.
Она боялась, что Джеральдайн рассмеется. Но та лишь спросила:
– В какой ты комнате?
– На первом этаже. Угловая комната.
– В северном крыле?
– Да.
Парализованным пальцем Джеральдайн дотронулась до подбородка, поросшего редкой щетиной.
– А ты, случайно, не кошку слышишь?
От ее вопроса рука у Плюш дрогнула, пролив суп на постель.
– Как ты узнала?
Джеральдайн устало улыбнулась.
– Значит, правду говорят. Там была кошка.
– Была? Ты ее тоже слышала?
– Я? Нет, слава Гайе. Просто я читала о том, как строился Данлоп-Хауз. Я думала, что это вымысел, но теперь, после твоих слов, история, кажется, подтверждается.
Плюш ненавидела, когда подруга говорила загадками:
– Я не понимаю.
– Что ж… – Джеральдайн одарила Плюш односторонней улыбкой, а вторая сторона застыла в жутковатой гримасе. – Ты не знала, что Данлоп-Хауз стоит на крови невинного животного?
– Что ты…
Джеральдайн тряхнула серыми локонами Медузы и снова ухмыльнулась, демонстрируя поредевшие зубы.
– Тебе нечего беспокоится – ты с ума не сошла. Ты и правда слышишь кошку.
– Но… нужно кому-нибудь рассказать, что она там. Мы должны ее вытащить.
– Она уже давно умерла, дуреха. Этому проклятому дурдому уже двести семь лет.
– Но как…
– Замуровывать в стену живого кота при строительстве нового дома… – таков был обычай в средние века. Эти дикари, одурманенные христианством, верили, что коты наделены сверхъестественной силой. Они приносили их в жертву, чтобы принести в новый дом удачу.
– Ты уверена?
– За тридцать лет что провела здесь с того дня, когда подсыпала своему старику стрихнин в хаггис, я прочитала немало исторических книг, – ответила Джеральдайн. – Я многое забываю, но такие кошмары забыть невозможно. Живую кошку замуровали в углу северной стены, чтобы принести удачу Данлопам и их дому.[22]
– И все эти годы… – Плюш побледнела. – Но я тебе говорю, она жива! Я слышу, как она мяукает.
– Она умерла двести семь лет назад, – повторила Джеральдайн. – То, что ты слышишь, если ты вообще что-то слышишь – призрак.
– Я должна ей помочь.
– Кошка мертва. И даже если ее призрак кричит, лучше оставь его в покое.
Той ночью, когда началось мяуканье, Плюш отодвинула кровать и приложила ухо к стене. Кошка, или ребенок… да кто бы то ни был, он явно страдает. Она слушала плач и шептала слова утешения. Боль взывала к боли. Плюш пробирал озноб, и руки покрылись мурашками.
Она закрыла глаза.
На мгновение она сумела заглянуть за пределы Страны Недалеких Людей и увидеть хрупкое тело Коллин под ударами волн. Руки были подняты над головой. Яркая вода текла между крошечными пальчиками, как золотые нити, но Плюш видела только спину, поэтому не могла понять, то ли Коллин весело резвилась в море, то ли смертельно боялась волн.
Плюш прижала губы к стене.
– Я вытащу тебя, – прошептала она.
Из туфли она вытащили ложку, которой кормила Джеральдайн, загнала ее между двух кирпичей, расковыряв заметную выемку в известковом растворе. Несколько крупиц упали на пол. Она снова поскребла. Раствор был старый, ломкий.
Начало было положено.
К концу недели ночной труд Плюш вознаградился четырьмя расшатанными кирпичами, которые она вытащила, а к утру поставила на место. Кроме того она умудрилась стащить с кухни нож для масла, когда повар отлучился в уборную, и спрятала его вместе с ложкой Джеральдайн внутри черных туфель, что прислала на Рождество ее сестра, Белль. Работа была нудной и кропотливой, и Плюш частенько хотела все бросить. Но как только кошка заливалась криками, Плюш начинала плакать, вспоминая о Муни и маленькой дочке, которую сама отдала морю. Ей чудилось, что Коллин звала ее сквозь Пустоту, поэтому тотчас бралась за работу.
Ни разу она не покидала границы Страны Недалеких людей, пусть даже совсем ненадолго, за исключением единичного случая, когда после ужина вернулась к себе и увидела на кровати чей-то шарф. Она потянулась к выключателю, но вдруг передумала.
Шарф зашевелился, скрутился в нечто кошачеподобное, и в то же время так не похожее на кошку. Он стал чем-то призрачным и потусторонним. Его мех цвета черного мармелада не был целостным – сквозь тонкую, как папиросная бумага кожу просвечивали внутренности. И стоило этому существу спрыгнуть на пол, Плюш сразу разглядела бесформенную голову, больше похожую на маску из папье-маше, без скул и рта.
– Боже, – промолвила она и протянулась к существу, чтобы погладить.
Однако бесформенная сущность тревожно замерла на месте, вздыбив шерсть. Она бросилась через комнату, подпрыгнула и исчезла.
В стене…
– Поднимайся, – раздался голос сестры Лорны. – В последнее время ты много спишь. – Она подняла занавески, и утренние лучи солнца ворвались в комнату, как желтые тигры. – Собирай вещи, завтра ты переезжаешь в новую палату. У тебя будет соседка.