Финт хвостом

Плюш схватила Коллин на руки и потащила по воде, держа перед собой. Забыв про опасность, она заходила все глубже и глубже. Она видела призрака в нескольких ярдах, скользившего по оловянной воде, как парящая над морем олуша. Но он исчезал слишком быстро, сливаясь с бесцветной линией горизонта.

Сланцевая вода обрушилась стеной и затопила горло: легкие онемели, блокируя дыхание. К ее счастью, поблизости оказались двое рыбаков, которые вышли проверить устричные садки. Они схватили Плюш и бездыханное тело Коллин и отнесли обеих на берег.

Безусловно, Муни они не видели. Они видели лишь женщину, которая боролась с волнами, желая утопиться, и тащила ребенка, – и рвались дать свидетельские показания о пережитом.

Плюш обвинили в убийстве и попытке самоубийства. В зале суда вместе со стражами порядка присутствовал батальон врачей. Суд проходил в Инвернессе. Плюш признали невменяемой и отправили в Глазго.

Так она и провела два десятка своей жизни в двухсотлетней психиатрической больнице на Каррик-Гленн-роуд, служившей в прошлом веке монастырем. В подобной атмосфере, угнетенная скукой и чувством вины, Плюш лишилась единственного убежища – видений. Они развеялись, как запах парфюма, перебитый зловонием испражнений. Суровая, стерильная Страна Недалеких Людей поглотила Плюш, подобно водам Северного моря, что забрали ее дочь.

Не было больше ни видений, ни волшебной вселенной, ни загнивающей жизни и бурно цветущей смерти. Остались лишь отупляющая полужизнь, которую все считали реальностью, и бремя вины…

…до той ночи, когда за стеной заплакала кошка, и в плотной ткани Страны образовалась крошечная щель.

По утрам обитателей Данлоп-Хауз загоняли в общую комнату отдыха, мрачную и грязную гостиную, куда разрешили пускать посетителей. Стены были испачканы в каких-то желтых подтеках, серых комках спермы и пятне в форме сердца. Сердце нарисовала влюбленная шизофреничка и написала внутри свое имя и имя возлюбленного собственной менструальной кровью.

Прошло около двух недель с той ночи, когда Плюш услышала кошачьи крики. И они так и не прекращались. Теперь кошка кричала громче, хотя и нерегулярно. Она приходила в любое время ночи, вторгаясь в ее сны, превращая утренний подъем в настоящую пытку.

– У кого-то живет кошка? – спросила Плюш сестру Лорну, глядя в худое измученное лицо, блестящее, словно облизанный леденец. – Мне показалось, я слышала кошачье мяуканье.

Она постаралась говорить как можно спокойнее, но если ты двадцать лет заперт от нормального общества, все навыки лжи, увы, забываются.

Сестра Лорна изобразила жалостливое выражение, как бы говоря: «Бедная, несчастная дурочка».

– Ты же прекрасно знаешь, что животных здесь нет.

Плюш постаралась выглядеть как можно несчастнее.

– От одиночества и не такое померещится. Я очень скучаю по Джеральдайн. Можно ее навестить?

Сестра Лорна хмыкнула, намекая, что просьба Плюш тяжким грузом легла на ее добрую, усталую душу.

– Джеральдайн очень больна. Она не готова принимать посетителей. И ее лицо… Понимаешь, после перенесенного инсульта, она больше не та Джералдайн, которую ты знала.

Плюш кивнула, но упорство вынудило Лорну через несколько дней сопроводить ее в палату к Джералдайн в больничное крыло. Половина ее лица мирно дремала, в то время как вторая была перекошена в молчаливой обезьяньей гримасе.

Плюш знала, что инсульт разрушил нервы с одной стороны лица, но к такому зрелищу была не готова. Она и представить не могла, что столь ужасная напасть коснется дорогой Джералдайн, которая вообще-то была ведьмой и бывшей Королевой Лотианско-Викканского ордена. В своем элитном доме в Эдинбурге она в голом виде совершала тайные языческие ритуалы и уверяла, что общалась с духами Алистера Кроули и Святого Магнуса. Она даже умудрилась отравить мужа-алкоголика. Тот от ее действий впал в глубокую кому. Теперь Джералдайн превратилась в жалкую старушку, которая проводила почти все время за чтением мистических романов и исторических книг, регулярно присылаемых детьми. Кроме того, Джеральдайн являлась неофициальным библиотекарем Данлоп-Хауза. Для тех, кто не мог читать или не изъявлял желание, дабы не перетруждать и так пустые мозги, она была единственным источником информации, слухов и историй.

Плюш с неподдельным душевным состраданием смотрела на свою подругу, как вдруг здоровый глаз Джеральдайн открылся, и серебристая струйка слюны стекла с уголка неподвижной половины ее рта.

– Вот и ты, моя дорогая.

Сестра принесла Джеральдайн обед: тарелку чечевичного супа, булочку с маслом и маленький кусочек твердого сыра. Джеральдайн пожаловалась, что ей тяжело есть такую пищу ввиду отсутствия половины лица, так что Плюш разломала булочку на маленькие кусочки и начала кормить ее супом с ложки, постоянно вытирая лицо.

– Достаточно, – сказала Джеральдайн, оттолкнув тарелку.

Она внимательно посмотрела на Плюш и пробормотала не очень внятно, как это бывает у жертв инсульта:

– Что у тебя случилось? У тебя потерянный вид.

Плюш, уже готовая расплакаться, выпалила: