Ингвэ и его семья приняли Финвэ в своем шатре с неизменным радушием. Златокудрый вождь миньяр, казалось, был искренне рад узнать новость о предстоящей помолвке и тут же принял приглашение Финвэ, сказав, что явится непременно вместе с домочадцами и другими из его народа, кто захочет веселиться.
— Скажи мне, друг, — положив холеную ладонь на плечо вождя татьяр, которого провожал до окраины стоянки, спрашивал Ингвэ, — скажи мне, ты уже испросил одобрения Валар? Что они сказали о твоем выборе?
— Одобрения Валар? — удивился его собеседник, — А разве для того, чтобы взять супругу, необходимо спрашивать разрешения Стихий?
— Им ведомо грядущее, — спокойным тоном объяснил Ингвэ, — Валар любят и оберегают нас и желают народам квенди лишь блага. Словно несмышленых детей они направляют нас в наших делах и поступках. Вот почему следует советоваться с ними и просить их благословения в каждом начинании.
— Ох, друг мой, — устало отвечал ему Финвэ, — ты проповедуешь не хуже самого Манвэ Сулимо. Поверь, Мириэль есть совершенство и гармония, воплощенные в девичьем роа. Единый наделил ее кротостью и величайшим талантом к рукоделию. А ее красота… Но я не хочу описывать ее. Ты придешь на наш праздник и своими глазами увидишь мою избранницу!
— Я приду, — кивнул со сдержанной улыбкой на пригожем лице вождь миньяр, — И да будет ваш с ней союз благословен самим Илуватаром, — и он поднял руку в прощальном жесте.
Недолго Финвэ пребывал в задумчивости, вспоминая в дороге слова Ингвэ. Вскоре его мысли перенеслись в лагерь татьяр, к которому он стремительно приближался. Там его ждала Мириэль. Когда он думал о ней, все внутри словно загоралось ярким пламенем, источник которого находился в области сердца. Чувствуя этот пожиравший его огонь, Финвэ еще больше уверялся в правильности сделанного им выбора. Ни одна другая дева не была и не будет способна разжечь в нем и сотой доли того пламени, что теперь бушевало в его роа и сжигало дотла его сердце. Его феа и роа принадлежат одной лишь Мириэль, с которой он будет связан вечно.
Еще раз сумерки успели смениться тьмой на стоянке второго народа, когда за вождями двух других, следовавших в Аман, от Финвэ были отправлены гонцы, чьей обязанностью было привезти с собой званых гостей.
Мириэль как раз успела закончить работу над прекрасными праздничными одеждами для себя и будущего супруга. И не было в мире квенди одежд прекраснее тех, что сшила и украсила Тенриндэ.
Эти белого, подобно лепесткам лилии, атласа одежды, богато украшенные золотой и серебряной вышивкой и усыпанные самоцветами Амана, были разнесены по двум специально сооруженным для церемонии празднования помолвки небольшим шатрам. В «шатер жениха» были унесены штаны, нижняя рубаха, туника, пояс и плащ, предназначенные Финвэ, в «шатер невесты» — нижняя рубашка, длинное в пол платье невесты, ее широкий татьярский шелковый пояс, завязывавшийся на спине квадратным узлом, и отороченный мехом белой лисы шерстяной плащ.
Согласно обычаю, каждый из нареченных одевался в отведенном ему шатре, а затем, по приглашению Атто, оба одновременно покидали его и шли друг другу навстречу.
Охотившийся в сопровождении свиты из благородных татьяр, Финвэ подоспел как раз, когда все было подготовлено к началу церемонии, а высокие гости из первого и третьего народов должны были вот-вот появиться.
Не имея времени увидеть Мириэль перед началом действа, вождь татьяр побежал прямиком в свой шатер, где его уже ждал юный квендэ, готовый помочь ему одеться.
Уже был приготовлен славящий Великие Стихии костер и огромный чан с мясным супом, а также хмельной напиток на основе дикого меда и прочие угощения для многочисленных гостей.
Спешно переодеваясь в своем шатре, Финвэ слышал, как снаружи бешено забили тамбуры и протяжно заиграли флейты. Должно быть, Атто вышел в круг и сейчас призовет их к себе, чтобы они могли обменяться помолвочными кольцами.
С его поясом вышла заминка, юный помощник никак не мог справиться с причудливым узлом, сворачивая и разворачивая трясущимися от волнения руками драгоценную шелковую ткань. Наконец, поняв, что его нареченная и остальные гости уже собрались вокруг прославлявшего Стихии кострища, у которого им с прекрасной Мириэль предстояло даровать друг другу кольца, Финвэ, наспех затянув на тонкой талии не желавший поддаваться рукам прислужника пояс, выбежал из своего шатра. Вождь татьяр тут же нашел ее взглядом и устремился почти бегом к белевшей и переливавшейся серебром стройной фигуре, чьи серебряные волосы украшал драгоценный венец, поверх которого, ввиду моросящего дождя, был надет скрывавший лицо капюшон плаща.
— Прости меня, сладость моя, — сжав в объятиях изящное тело возлюбленной, прошептал Финвэ, — Этот проклятый пояс никак не хотел поддаваться…
Мириэль вздрогнула, еще ниже склоняя голову, и ее нареченному показалось, что он услышал с трудом сдерживаемый всхлип.