Фёдор Абрамов

А вот окончательно повесть «Деревянные кони» дорабатывалась Фёдором Абрамовым уже летом 1969 года в комаровском Доме творчества. Тогда на вопрос приехавшего к нему погостить Глеба Горышина: «А что теперь за работа?» – Абрамов ответил: «Большой пишу рассказ, листа на два. О старой русской крестьянке. Судьба её поучительна, тесно сплетена с историей страны. Такие старухи есть в деревнях – я готов на колени перед ними стать». Великой крестьянкой с «кремневым характером» назовёт Абрамов свою героиню, которая вполне могла стать в рассказе Василисой Прекрасной (именно так изначально должна была называться повесть), за то, что всю жизнь, делая добро людям, жила «настоящей жизнью», работала так, что и в свои преклонные годы не могла сидеть сложа руки. И деревянные кони на крышах всех пижемских домов – красота и особинка домов-богатырей – «вскормлены» ею. Труженица, созидательница, мать, простая, но очень мудрая женщина. «…По её способностям ей бы министром быть… Тупицы все руководители, она это видит. Разве она так бы руководила?» – вопрошает автор. И в борьбе за жизнь наперекор власти заявляет: «А как мне коммунаркой-то быть? Всю жизнь только одно слышу: дай! дай! Дай налог, дай молоко, дай работу… А мне чего давали? Может, хлебом накормили, может… Дак чего же вы говорите: Пелагея для себя? Кто для меня сделает, ежели не я? Кто?» К слову, во всех прижизненных изданиях «Пелагеи» данная цитата была исключена.

И даже если бы Фёдор Абрамов не был автором цикла романов о судьбе Пряслиных, и не было бы за его плечами «Безотцовщины» и «Пелагеи», то благодаря только одним «Деревянным коням» он бы наверняка заслужил безмерную славу у простого читателя за то, что «подарил… радость познания жизни, до сих пор… незнаемую, что… открыл её» и дал увидеть «человека, которого не знал бы никогда». «Автор с неповторимым миром духовным, неисчерпаемым, сердцем впитавший всё то, что носит имя жизнь – предстал перед тобой в “Деревянных конях” как явление той же жизни, ощутить которую большое уже счастье», – с нескрываемым восторгом отзовётся о повести в своём письме от 19 марта 1976 года поэтесса Вера Фёдоровна Бабич.

Критик Александр Михайлов, сам северных корней, одним из первых прочитавший «Деревянных коней», сообщал в письме Абрамову 1 мая 1970 года:

«Лежу на диване, в гостях у тёщи, в Серпухове, и думаю, думаю горькую думу о наших бабках и матерях, о судьбе русской крестьянки, думаю о том, откуда шла, какого корня прирастала народная сила, которой хватило стоять насмерть перед судьбой-мачехой и злым врагом…

Хорошо ты написал, с болью сердечной и с великой благодарностью женщине-крестьянке. Нашей северянке. Спасибо тебе».

И всё-таки не таких «Деревянных коней», что читал Михайлов в гостях у тёщи, желал увидеть Абрамов в «Новом мире».

Конечно, в свете всей той суеты вокруг и внутри опального журнала, над которым реально нависла угроза закрытия, эта новая абрамовская вещь могла вовсе затеряться. И то, что она в конечном итоге всё же обрела свою жизнь на его страницах, уже было огромной победой Фёдора Абрамова, хотя сам автор на этот счёт мыслил иначе.

В связи с редакторскими изменениями «Деревянных коней» в «Новом мире» Фёдор Абрамов едва не испортил отношений с редакцией, в частности с Ефимом Дорошем. 4 января 1970 года, отправляя новую правку повести, Абрамов, несколько смягчив тон сопроводительного письма, писал Дорошу:

«Мне очень жаль, что мои последние письма вызвали у Вас неудовольствие. Правда, за самое последнее письмо я полностью не ручаюсь: оно писано не в лёгкую для меня полосу жизни, и потом – поймите волнения автора, не имевшего возможности взглянуть на свою рукопись перед сдачей её в набор… А, впрочем, стоит ли выяснять отношения? Одно мне ясно: я очень ценю и люблю Вас и как человека, и как писателя, и мне не хотелось бы, чтобы Вы на меня были в обиде… Я хочу поблагодарить Вас за внимательное отношение к моей рукописи, за стилистические поправки, хотя некоторые сокращения вызывают у меня возражения… В цензурной правке есть некоторые переборы… Дорогой Ефим Яковлевич! Посмотрите ещё раз так наз. “уязвимые” места. Может, всё-таки можно кое-что из них сохранить?»

Конечно, позиции Абрамова и Дороша в контексте работы над повестью коренным образом не могли не расходиться. Если Фёдор Александрович старался отстоять текст от чрезмерной редакторской правки, то Ефим Яковлевич, отлично понимая, что повесть привлечёт весьма пристальное внимание цензоров, прежде всего пытался сохранить её в «Новом мире», пусть и в несколько усечённом виде.

Впрочем, противоречие, возникшее между Абрамовым и редакцией «Нового мира» по поводу правки «Деревянных коней», лишь ещё больше усугубило разросшийся конфликт. Тогда «Деревянные кони» могли быть вообще не напечатаны в «Новом мире» не только по цензурным соображениям, но и, как ни странно, по решению самого автора. В январе 1970-го повесть чуть было не была снята с набора и не возвращена автору.