Фиолетовый снег

Потом мы плавно переместились вместе с пирожными и чаем в гостиную к камину. Верхний свет был погашен, и комната освещалась живым огнем. Шел четвертый час ночи. Внизу было тепло и расходиться по холодным спальням никому не хотелось. Мы с Ваней оккупировали диван, а Александр Иванович – кресло. Мы лениво переговаривались ни о чем. Иногда по-английски, потом переходили на немецкий. От французского я открестилась, сказав, что не все слова и формы еще выучила.

– Вы что, тоже учитесь? – Изумился Иван.

– Мы учимся всю жизнь, к старости осознавая, что ничегошеньки не знаем. – Философски заметил его отец.

– Да, Ванечка. В юности кажется, что кругом прав и знаешь все. Потом начинаешь сомневаться: а так уж ли я прав? А однажды вдруг неожиданно понимаешь, что вся прошедшая жизнь могла быть сплошной ошибкой.

Александр Иванович внимательно посмотрел мне в глаза:

– И что же Вас на эту мысль натолкнуло?

– Не что. А кто. – Ответила я.

– Так кто же?

Я перевела взгляд на свернувшегося вокруг меня калачиком Ваню. Пока мы разговаривали, мальчик щурил глаза и постепенно сползал все ниже, маскируя усталость широкой улыбкой. А потом неожиданно заснул. Я прикрыла пледом его плечи.

– Надо бы его уложить… – Вслух подумала я.

– Отведу его в комнату. – Поднялся хозяин.

Обернувшись, я посмотрела на счастливое лицо и подложенную под розовую щеку ладонь.

– Пожалуй, не надо. Пусть спит здесь. А я посижу рядом.

– Он Вам не мешает?

– Возможно, Вам, Александр Иванович, не понравится то, что сейчас скажу. Для вас обоих я – чужой человек. Но почему-то я счастлива, если Ваня рядом. Этот взрослый ребенок имеет такое теплое сердце, что от него невозможно оторваться безболезненно. – Я посмотрела в глаза отцу, и улыбнулась. – Вы не волнуйтесь: новогодняя ночь скоро пройдет, и все снова встанет на свои места. Я стану учительницей. Ваня – учеником одиннадцатого класса. А Вы – главврачом. Но у нас есть еще пара часов. И я хочу их провести рядом с Ваней… и Вами.

В камине тихо потрескивали поленья. Мальчик спал, уткнувшись носом в мой бок, потом и вовсе перекинул руку через мои ноги и прижал их к себе. Я сидела не шелохнувшись. Ванин папа смотрел в камин и пил остывший чай мелкими глотками.

– Поймите, – заговорил он шепотом. – Когда он был ребенком, то точно также прижимался к своей матери. Боялся, что проснется, а ее нет рядом. И не будет больше никогда… Он к Вам очень привязался. Я первый раз за всю его жизнь вижу, как он тянется к женщине. Простите, не хотел об этом говорить, но одно время я пытался найти ту, которая бы заменила ему мать. Это были неплохие женщины. Добрые, любящие детей. Но после этих встреч он со слезами подходил ко мне и говорил: «Папа, ты меня больше не любишь? Это же не наша мама!» У меня разрывалось сердце. Я таскал его повсюду за собой, надеясь, что новые впечатления заглушат эту боль. Он искренне радовался всему новому, с удовольствием занимался, но женщин, кроме бабушек, в нашей семье больше не было. Потом меня перевели сюда. Ивану осталось учиться последний год. В старой школе ему прочили золотую медаль, а мне обещали все радости мира, лишь бы я оставил его в Питере. Но Ваня собрался и уехал со мной. Новая школа. Первый день. И он увидел Вас. С тех пор я каждый день слушаю о том, какая классная у них англичанка. Когда он рассказал мне про ваш диалог на трех языках, я посмеялся. А он просто заболел Вами. Иногда мне кажется, что он знает про Вас все. Однажды кто-то из учителей при нем обмолвился о ежегодных предновогодних посиделках в ресторане… И он загорелся сделать школьный вечер, да так, чтобы Вы захотели там спеть. А я… всего лишь зашел посмотреть, в кого так влюблен мой сын.

– Перестаньте говорить ерунду! – Зашипела я. – Ваня – замечательный мальчик! Его любит вся школа. И я… тоже его люблю. Он мне дорог… как сын, которого у меня никогда не было!

– Видимо, вам что-то мешало завести собственных детей? Или кто-то?

– Да-а… – Я удивленно хмыкнула. – Вы, Александр Иванович, оказывается, ревнивый хам. Знаете, так бывает, что дети вырастают и их начинают увлекать новые люди и их возможности. Человеческая натура, обаяние, характер, в конце концов. Это все равно, как ревновать к другу. А что будет, когда он влюбится по-настоящему? Вы будете рассказывать его девушке, как она нехорошо поступает, оттягивая на себя все внимание? У Вас нет повода для беспокойства. Сейчас начнется очень трудное полугодие. Подготовка к ЕГЭ. Это отнимает у ребят все свободное время. А потом он поступит в университет и уедет обратно в Питер. И я никогда не увижусь, Александр Иванович, ни с Ваней, ни с Вами. Наши прямые больше не пересекутся.

Кажется, мой голос предательски дрогнул. Я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

– Вот как Вы думаете?