Фитиль для бочки с порохом

«Может быть, он сел так, чтобы поставить на стол правый локоть? – размышлял Лев. – Просто был настолько пьян, что не мог как следует удерживать на весу пистолет?»

Он смоделировал и этот вариант и, согнув правую руку, поставил ее локтем на стол. Представив, что держит в этой руке пистолет, пришел к выводу, что в состоянии сильного опьянения подобная поза вполне логична. Локоть надежно покоился на столешнице, и можно было гарантировать, что дуло воображаемого пистолета не будет ходить ходуном в дрожащей руке, а неколебимо направится прямо в цель.

Казалось бы, в этом случае все сходилось. Однако, резко расслабив мышцы и попытавшись изобразить падение лишенного жизни человека, он выяснил, что человек этот уронит голову на ту самую руку, в которой держал пистолет. Прямо на нее или вплотную к ней, но уж никак не на расстоянии тридцать пять сантиметров от кисти, как лежала голова Рыбакова.

Картина снова не складывалась.

Глава 6

Закончив этот не слишком удачный эксперимент, Гуров стал припоминать, какие еще несоответствия заметил он при осмотре места происшествия. Их набиралось не так уж мало.

Первым и наиболее очевидным было неестественное положение трупа. Человек в сильной стадии опьянения навряд ли выбрал бы для себя столь жестко фиксированную позу. Кроме того, и само его положение после падения на стол вызывало много дополнительных вопросов.

Вызывал вопросы и сам этот стол. С какой стати Рыбаков решил покончить с собой, именно сидя за столом? Если уж он был так пьян, не проще ли было бы сделать это прямо в кровати? Ведь ни профессия, ни образ жизни заведующего хранилищами не были так уж тесно связаны с пребыванием именно за письменным столом. Почему в критический момент его жизни отравленный алкоголем мозг обратился именно к этому образу? Он действительно хотел написать предсмертную записку? Тогда где она?

Перебирая в уме предметы меблировки, Лев вспомнил и про кровать. Она была разобрана, и весь вид ее красноречиво указывал на то, что там спали. Поэтому всякий раз, когда он пытался воспроизвести в уме возможную последовательность событий, то сразу спотыкался об этот факт, разрушающий любое логическое построение.

Было известно, что Рыбаков начал «принимать», еще находясь в части. Об этом свидетельствовала беседа у барной стойки, подслушанная Гуровым, и доверять ей можно было вполне. Что могло произойти после того, как он пришел со службы домой? Учитывая его «приподнятое» настроение и общий стресс, скорее всего, только одно: заведующий хранилищами благополучно продолжил. А уж когда в гости пришел друг и постоянный собутыльник, здесь просто сама судьба велела распить чарку.

Итог подобного «интеллектуального» времяпрепровождения предсказать было нетрудно – обоих приятелей наверняка непреодолимо клонило в сон. И, судя по тому, что Витек до сих пор был неспособен к осмысленному общению, все именно так и было.

Таким образом сам факт наличия разобранной постели объяснялся вполне логично. Сложно было объяснить, почему Рыбакова в этой постели не оказалось. Что могло произойти? После ухода друга он немного поспал, потом проснулся, сел за стол и застрелился? Или сам Рыбаков вообще не ложился в свою постель, а перед уходом в ней решил немного поспать Виктор? Или эта постель вообще никогда не заправлялась, а пребывала в таком хаотичном состоянии неделями, пока у хозяина не заканчивался очередной «стресс»?

Все эти объяснения представлялись Гурову сомнительными и рождали много дополнительных вопросов. Точно можно было сказать только одно: если в постели спал сам Рыбаков, это происходило до его самоубийства, но никак не после. А следовательно, вариантов могло быть только два: либо заведующий хранилищами после дневных и вечерних возлияний хорошенько выспался и застрелился на свежую голову, все тщательно взвесив и обдумав, либо накануне он в свою постель не ложился вообще, и почему она стояла разобранной – это еще одна загадка этого странного происшествия.

– Черт знает что такое, – с досадой вслух проговорил Лев. – При чем тут вообще самоубийство?

– Что?

Полностью погрузившись в размышления, он не заметил, как открылась дверь, и в кабинете появился Артем.

– О! Уже ты? – удивленно воскликнул Гуров. – Быстро управился. Я, как видишь, даже еще не начинал разбирать эти папки. А ты уже все дела переделать успел.

– Да и не так уж много было их, дел-то, – улыбнулся Артем. – А вы тут… разговаривали с кем-то?

– Сам с собой, – с усмешкой ответил Лев. – Когда картина не складывается, это бывает.

– Эмоции зашкаливают? – с пониманием взглянул Артем.

– Вроде того. Никак не могу в одну линию выложить это происшествие.

– Вы самоубийство имеете в виду?