Фитиль для керосинки

Он знал, как им трудно придется, и единственно за что волновался, чтобы бабушка выдержала. Собственно говоря, он постарается, конечно, чтобы жизнь ее не переменилась… и то, что она дала согласие… это чудо… без ее согласия ничего не делалось в его жизни, сколько он помнил… она и тогда сначала не соглашалась жить у своей подруги времен первой мировой, с которой с тех пор не виделась и у которой остановилась. Не соглашалась, потому что боялась ее подвести. Машеньке больших трудов стоило уговорить ее, вернее переубедить, что так безопаснее — жить у нее на окраине в домике на скате оврага… Огонек будто тлел под жестяным колпачком, надетым на прямо на лампочку, и, когда бы он ни проснулся, — две седые головы с двух сторон склонялись над этим огоньком и тихо говорили, говорили… но он не мог разобрать ни слова…

— Ты уже это сделал? — Бабушка чуть повернула к нему голову. Он ответил не сразу…

— Ты же тоже тогда не положила ключ под коврик.

— Я знала, что они не вернутся…

— Ты знала???

— Это было не трудно, поверь мне…

— Да, да… — как бы подтвердил он, — а я, чтобы не передумать… но ты же сказала, что меня не отпустишь одного…

— Да. Я хочу лежать в земле, где чтят могилы даже через пять тысяч лет… ты не дашь им шанса… не попрешься на Красную площадь и не будешь фарцовщиком…

— Бобе, ты мне испортила всю личную жизнь, — вдруг сказал он совсем другим тоном.

— Я?

— Рядом с тобой все женщины кажутся такими пресными и глупыми…

— Ну, ладно, ладно, ешефича…

Как же, конечно, — ее любимое слово. Тогда, после первой темной, которую ему устроили по случаю вступления жиденка в новый класс, он оробел и притих, лелеял свой синяк на выпиравшей скуле и соображал, что бы такое придумать и завтра не ходить в школу… но бабушка будто читала мысли:

— Ты вот что — наплюй на синяк, и вернись в класс веселым и счастливым.

— А если они опять… — но бабушка не дала договорить:

— Опережай, ешефича, а то пропадешь… — и он не отступил.

— А это все заживет — не вспомнишь, где было, — говорила она, прижимая что-то жгучее к ссадине на руке после драки на следующий день… Только семнадцать лет спустя они случайно узнали, что его отца, а ее зятя, расстреляли 7 ноября сорок первого года, как и безногого генерала Дугласа. У них была своя фантазия — с Интербригадовцами рассчитаться в светлый праздник Октября… что ж — неплохая выдумка… они были эстеты… о смерти его матери они узнали годом позже — там все было буднично: по справке и без вмешательства свинца…

Когда кончилась война, они уже успели известить, что бомба попала точно в их дом, и его не стало, но после справок о реабилитации дочери и зятя бабушка решила вернуться. Внук уже отслужил и мог вне конкурса поступить в институт, а им полагалась компенсация и квартира. Снова жили у ее подруги — и с этой по ночам говорили… Потом его семейное институтское общежитие, в котором бобе готовила на весь этаж, потом коммуналка в память о заслугах зятя в Испании, и, наконец, эта «хрущоба», которая их вполне устраивала, и, в самом деле, была очень уютной.

Когда его распределяли, бабушка сказала: «Нет. Еще одного переезда, да в Сибирь, я не перенесу», — одела все свое черное и пошла в институт. Произошло чудо — место работы поменяли, внука втиснули в контору, которая неизвестно чем занималась, но исправно проверяла присутствие сотрудников на рабочих местах, выдавала им зарплату, собирала проф союзные взносы и платила по бюллетеню. Он быстро сориентировался, за три года состряпал диссертацию, с боем защитил ее в головном предприятии, про него говорили, что очень талантливый, подающий надежды, но… он оказался перед новым распределением — теперь ему позволительно было искать место самому, на прежней работе такие специалисты «оказалось» не требовались. Фамилия обманывала — лицо нет. По телефону на вопрос нужны ли специалисты согласно объявлению, отвечали «да», а в назначенное время в отделе кадров, после того, как видели его и раскрывали паспорт, начинали мяться и просили подождать звонка от них — они обязательно ему позвонят «через недельку».

Тогда он и написал заявление и приложил к нему вызов… «в связи с отъездом на постоянное место жительства».

Конечно, он согласовал это с ней.

Теперь предстояло как-то зарабатывать на хлеб до отъезда — в самом деле, кому захочется держать на работе человека, который предательски покидает Родину! Затаскают — слабое идейно-политическое воспитание… понятно, понятно…