Фитиль для керосинки

А она свое — хоть и знала себе цену, да и других ценить умела… когда влюбилась девчонкой — все наоборот было: двадцать лет в другую сторону. А там жена, дети, но она бы не остановилась… и он тоже… почему вдруг все погасло?… как вспыхнуло, так и погасло… а как хорошо было… и звезды ярче, и снег белее… а не вышло… обжегшись на горячем, на холодное дуешь… только не теперь… Уж Настя — закадычная! Наверное, позавидовала?! Чему? У нее то все, как у людей в те же тридцать пять — и муж с положением, и квартира, и детей двое, и машина… — высший свет… местный. Двор, так сказать… только позавидовала — это она чувствовала. А что ж еще? Может, у нее такого не было… зря с ней делилась… да ничего и не делилась — глаза куда спрячешь?… нет бы порадоваться за подругу… да за кулисами так пыльно…

И пошел гудеть город от порта до телестудии в ратуше… кто осуждал, кто удивлялся, кто жалел, что парня окрутила, да не могли понять, зачем… за ней такие увивались… городу известные… слухи, слухи ползли… а другие жалели: мол, пропала… ишь, как ее скрутило! Любовь зла! А потом что? Вот потешится, да время выйдет… и вперед считали: когда ему тридцать пять, как ей сейчас, выдастся — так ей сорок шесть стукнет! И хоть: сорок пять — баба ягодка опять! А не так-то это просто… сорок пять… Может, клятву с него брать, что ли… вот, я старой стану — а ты не смотри вбок! Не смей! Поклянись, что ты тогда… а я за это тебя сейчас… любить буду… и смеялась… одна… сама с собой и делилась только, наслушавшись и советов добрых… головы не терять, и усмешек злорадных уже из будущего, когда она будет обманутой и брошенной! Мужик то в тридцать пять! Только жизнь начинается… он только тогда, может, по-настоящему женщину и оценить то может… уже и опыт, и еще не бес в ребро, и не седина в бороду… Она не могла от него оторваться, не знала, какой он актер, не знала, какой мужчина, не знала, какой друг, не знала, какой человек… спросили бы — не ответила. Но знала, что такой! Такой! И не то, чтобы любила — жила им и в нем. Вот и весь сказ.

Постепенно город приумолк. Те, что ее продвигали, помогали, думая потом обратить это себе в заслугу… при случае, кто знает, как жизнь повернется, — отвернулись… хоть не вредили, и то спасибо… а были и такие… Да ей все равно это стало… и он не пошел к ней в театр, чтоб глаза не мозолить, языки не солить… стал в кино сниматься… правда, уезжать надо было… да что поделаешь… зато и зарабатывал больше… но на телефон четверть просаживал — звонил ночами — по часу говорили… и самолеты на лету перехватывал — раз — и прилетел на одну ночь, раз — и заглянул на полдня… а билеты то дорогие! Ну, как цветок прилетал — неожиданно — и радость, и слезы — в глаза она ему смотрела, смотрела… Все успокоились, и потекла рутина по прежнему руслу… только она ходила сюда чаек слушать… ничего… хорошо они кричали… Беда через три года пришла. Теперь она к нему полетела — позвонили — он просил срочно приехать. До последнего терпел, а как понял, что беда — попросил, чтоб скорее, чтоб попрощаться хоть… она прилетела… примчалась, прибежала, и по лестнице в халате, как в бурке… через три ступеньки… а он уже знал, что все… и она поняла, как его увидела… только не поверила… поняла, но не поверила… и стала молиться… никогда не молилась… стала… и его спросила: «Ты какую молитву знаешь? Давай вместе скажем?» — «Зачем? — Возразил он. — Что мы все к Богу, когда нам плохо, а вдруг он спросит: где, мол, были, когда мне у вас плохо было? Где? И отвернется». А она молилась и своему Яхве, и его — сыну его божьему… молилась, пока он не перестал дышать… а потом не заплакала, не ушла, не сморщилась… все сама делала — никому его не доверила до последней секунды… и похоронила на родине, где просил… и все думала: «Конечно, и от такой ерунды люди умирают… хороших болезней не бывает, верно, только если это так — молодым, да сильным споткнуться и упасть насмерть, значит, неспроста… это ж неспроста… может, ей так отомстили через него — несправедливо и жестоко… не ее убили, а через него… только понятно: мучиться страшнее, чем умереть… и что кричат чайки?..»

А они ей кричали теперь про всю ее жизнь, такую короткую и такую бесконечную…