Фитиль для керосинки

К Шурке Соломину Венька зашел через несколько дней. Они вместе вышли из школы и отправились к нему домой. Это оказалось совсем недалеко. Улица упиралась прямо в опушку леса. На краю, огороженный высоченным зеленым забором, стоял двухэтажный, тоже зеленый, с белоснежными рамами окон дом. Видно было, что он построен недавно. Внутри пахло краской, щелей в ярком полу не было, и стены, отделанные светленькими веселыми дощечками, покрытыми лаком, казалось, пропитаны солнцем и делятся им в любое время дня и ночи.

— Мам, — крикнул Шурка. — И, не дожидаясь отклика, добавил — Я пришел с Венькой, он у нас новичок в классе!.. Раздевайся, пошли!.. Шуркина мама, как и Шурка, точно соответствовала фамилии — казалось, они сделаны из соломы: соломенные волосы, веснушчатое рыжеватое лицо, зелено-желтые глаза и тонкие гибкие фигуры с длинными руками. Венька даже онемел от удивления — как они похожи.

— Ты что, всегда такой неразговорчивый или недомогаешь?

— Нет, я, простите, — Венька замялся…

— Мам, ну, что ты сразу, — заступился Шурка. Мы пойдем за шишками…

— Никаких! — Спокойно отрезала Людмила Ивановна. Руки… и за стол.

— Я… — начал было Венька.

— Тогда зачем пришел голодный? — Шуркина мама говорила так, что возразить ей не было никакой возможности. — Ты из каких же будешь — из цыган или из евреев.

— Мам, ну, что ты, в самом деле? Разве не все равно?

— Не все. Цыгане конину любят, евреи — курицу, а у нас картошка с капустой… — она перехватила Венькин взгляд, — это не наше все. Мы тут сторожами живем, генеральский дом сторожим, слава Богу, спасибо добрым людям — пустили, да еще платят, что на хлеб с молоком хватает.

— У меня в войну от голода туберкулез случился, Фейгин сказал, что надо лесным воздухом дышать… ну, вот…

— Вы тоже знаете Фейгина? — невольно вырвалось у Веньки.

— Почему тоже? — возразила Людмила Ивановна. — Это он все и устроил с этим домом…

— Воевал он с этим генералом… Мажуков, летчик, не слыхал? Герой Советского Союза!

— А лесную школу ждать — помрешь скорее… — продолжая думать о своем, вздохнула Шуркина мама. — Ты не бойся, он не заразный…

— Я не боюсь вовсе! Почему вы решили? — Веньке стало неловко. Он как сидел, не промолвив ни слова, так и не стал ни возражать, ни оправдываться. В тишине слышно было, как что-то булькает на плите голландки.

— Да многие пугаются, — потупился Шурка… боятся заразиться, но мне Фейгин в школу разрешил ходить…

— А я в войну не ходил почти, — тихо выдавил Венька и опустил подбородок на грудь. — У меня ноги нарывали от голода…

— Во, как — без всякого удивления махнула рукой Людмила Ивановна. — Всем досталось. Хватит веселиться. Руки мыть.