Фитиль для керосинки

— Нет! — убедил Венька, сгорая в догадках, чего он не забыл. — только не болтай, слышишь, а то все может пропасть… Эх, Веничка, как жалко, что ты такой маленький еще!» — Венька начал уж было обижаться, но не успел. Лизка по обыкновению неуловимо поцеловала его прямо в губы и уже шагала прочь. Чего было обижаться, когда она так красиво идет, и полы пальто так необыкновенно раскачиваются в стороны. Ему очень хотелось, чтобы и у него пальто так раскачивалось — но полы его кончались много выше колен… Откуда она все знает — про театр… Откуда? Как Малка — неужели она, когда выйдет замуж, станет такой же? Это очень волновало Веньку. И он представлял себе Малку, но с Лизкиным лицом…

Так он и не догадался, о чем должен молчать. И что это для него значило: «молчать»? Кому он мог что-нибудь сказать из того, что хранил в душе. Много раз он замечал, как «молчали» родители, они понижали голос или замолкали при посторонних, молчали в электричке, от него, Веньки, старались скрыть свои разговоры, переходя на еврейский. Правда, вскоре они обнаружили, что пора подыскивать другой язык — этот Венька освоил. Что же Лизка имела в виду? Пожениться? — Смешно даже — дурочка! То, что уедет в Израиль? — Кто же вслух произносит такое — это все равно, что сказать первому встречному на улице — я еврей!

Кого же пригласить?

Пока он раздумывал, Новый год незаметно подкатил. Шуркина мать ходила в церковь. Шурку не взяла под предлогом, что далеко, и для него слишком холодный воздух. Но понятно было, что она боялась, чтоб его не засекли — на больших службах всегда находился кто-то, кто все видел… могли вышибить из пионеров, а то и из школы. Мать же его принарядилась и еще до рассвета отправилась в церковь.

Венька постучал Шурке еще затемно.

— Чего? — Спросил заспанный Шурка, стоя на одной ноге.

— Мы за елкой идем?

— Когда? — Венька крутанул пред Шуркиным животом пальцами — будто включал ручку приемника, произнес характерное «трак!» — Включайся! Сейчас! Пока матери нет!

— Ты же знаешь, что там дежурят… милиция…

— Если б не дежурили — не интересно бы было! Трусишь? — Скажи! Я сам тогда…

— Давай в другой день, — хитрил Шурка. Ему очень не хотелось вылезать из теплой постели, и, кроме того, он был уверен, что делать этого нельзя — если все порубят елки, то на следующий Новый год леса не будет… — но Венька только укоризненно покачал головой в ответ и ничего не возразил на такое правильное воспитание…

— Ладно, я и тебе притащу — знаю одно местечко… — Он не врал. В прошлом году в ту же пору, когда он возвращался с уроков, неожиданно перед ним вырос человек. Он попытался его обойти, но человек снова вырос перед ним. Венька медленно поднимал глаза с унтов по толстенным защитного цвета штанам, кожаной летной форменке, и взгляд его достиг лица, от которого внутри все взорвалось радостью! «Дядя Сережа!»

— Здорово! — Дядя Сережа присел перед Венькой глаза в глаза, крепко поцеловал его, а потом, подхватив подмышки, так швырнул вверх, что верхушки сосен разлетелись в разные стороны. — Как дела, герой!

— Вы к нам?

— К вам, к себе — на родину, понимаешь, прибыл! К мамаше! Мы с Ленкой вдвоем! Вот она обрадуется — уже спрашивала.

— А тетя Клава?

— Шшш! — он приставил палец к губам и помрачнел. — Это, брат, отдельная история, она с мужиками случается, — мы теперь с Ленкой вдвоем. Примешь?

— А то! — подыграл Венька!

— Так Новый год на носу! Подарки заготовлены! А елка?

— Ёлка? — переспросил Венька. — В лесу не разрешают… лесник и милиция…

— Да ну!? А ты, небось, знаешь, где они сторожат?

— Вообще-то не очень… но где лесник живет, знаю…

— Это главное! Правильно выбрать ориентиры! Понял? Это в летном деле — святое, чтобы не только туда, но и обратно… так, — добавил он совсем другим голосом. — Прямо сейчас и двинем. Контакт!

— Есть контакт! — радостно ответил Венька. — А сумка?

— Боекомплект через плечо! — Скомандовал летчик, вытащил из-за отворота куртки бутылку водки, банку консервов, батон и что-то в промасленной бумаге, запихнул все это в Венькину противогазную сумку — она сильно потолстела. — Не тяжело? Тогда вперед!

Ёлочки им выбирал сам лесник. Две пушистые красавицы дожидались, прислоненные к стене у крыльца, пока дядя Сережа с хозяином дома тратили «боекомплект». Веньке досталась миска горячих щей и ломоть колбасы из промасленной бумаги — так вкусно он никогда не ел! Его разморило прямо тут же, на крошечной темной кухоньке. Он отвалился к стене и задремал. Пока бутылка не опустела, он слышал смутно разговор о войне, о верности, о холостяцкой жизни, будь она неладна.

— Все бабы одинаковые! — утверждал лесник.

— Не скажи! — возражал летчик, что-то добавил шепотом, и они рассмеялись. Венька в этот момент пошевелился. — Во! Заинтересовался! — Зароготал летчик, и ему тихонько тенорком вторил лесник. — Настоящий парень будет! Отец у него мировой мужик! Ну, все! Добавлять не будем, а то елки замерзнут!

— Заходи, — обнял дядю Сережу лесник на прощанье. — Если кто спросит, скажешь: «От Щербатого. Все!»