А он рассказывал о трехметровых океанских волнах, о полях с ананасами и о том, что яблоко – редкий фрукт, и о черных девушках, которые кричат по вечерам на улице: «Э-эй, хозяин, иди сюда, мы будем заниматься любовью всю ночь, а завтра ты увезешь меня в Париж». Но консул не хотел везти их в Париж, они воняли острой и едкой вонью, а он был брезглив и чистоплотен и любил только изысканные охлажденные коктейли с соленой маслинкой и Фаусту. Он привез ей огромную сумку африканских подарков и смотрел, как Фауста закидывает голову, и как под лампой сияют ее каштаново-рыжие волосы, а потом сказал:
– Мне все кажется, что я семь лет бежал кросс из Африки в Москву и вот прибежал.
Вечером, когда консул ушел, Фауста с Таней стали разбирать сумку с подарками и достали губастых человечков из черного дерева. Таня расставила их на круглом стеклянном столе в кухне и захихикала:
– Ой, какие смешные...
Фауста усмехнулась и сделала на одну из фигурок пальцами, цокнув при этом языком – что-то вроде:
«Н-но, залетные!». И человечек качнулся, неуклюже шагнул вперед и сказал нутряным нездешним голосом:
– Мне все кажется, что я семь лет бежал кросс из Африки в Москву и вот прибежал.
А Фауста хохотала, закидывая голову, и ее каштаново-рыжие волосы, выкрашенные редкой индийской хной, сияли под светом лампы. Это была особая хна, которую Фауста распаривала на кофейной гуще и настаивала с луковой шелухой и маслом авокадо по тайному рецепту. Волосы от нее светились, как нимб у средневековых святых.
Доктор закидывала голову и хохотала, а из спальни ей вторил утробным урчанием сытый и довольный зверечек.
Тане надо было учиться и учиться, прежде чем она превратится в такую же королеву. И меняться, и приближаться к недоступному образу. Не говоря уже об этой чертовой потере девственности.
Поэтому Таня сказала еще раз – даже со слезами в голосе:
– Честное слово, Фауста Петровна, мне бы такое даже в голову не пришло.
– Да ладно, ладно, – отмахнулась та. От ее гнева не осталось и следа. Казалось, что она занята только тенями для век и даже думать забыла о колбаске, торчащей в банке из-под бензол-бензоата. – Иди, девочка, переоденься, а то он сейчас уже придет.
Глава четвертая
ДАВЯЩЕЕ ПОГЛАЖИВАНИЕ ОТ ПОДБОРОДКА К УХУ
После бурного разговора с Фаустой Таня вдруг ожила, как тот губастый человечек из черного дерева. Забегала по квартире, захлопотала: действительно, надо переодеться, накрыть на стол, украсить испеченный с утра пирог, немножко убраться в квартире.
Таня быстренько собрала в приемной использованные инструменты, положила в стерилизатор. Потом зашла в гостиную, окинула взглядом зеркально-хрустальные поверхности: уж нет ли на них, не дай бог, какой пылинки. Потом – в спальню, где на трех стеклянных этажерках расставлена коллекция кукол Фаусты. Таня заботливо подвинула игрушечных людей, чтобы они были выстроены на полках ровными красивыми рядами: коллекция очень ценная, с большим количеством старинных фарфоровых кукол в роскошных костюмах. Был даже десяток экспонатов восемнадцатого века в пудреных париках – наверное, достались Фаусте от одноименной прабабки вместе с рассказом о крамольной колбаске и с гравюрами, которые изображают Жеводанского зверя и прочие ужасы. Таня не понимала одного: зачем Фауста ставит рядом с этими редкостями бездарные современные игрушки. По соседству с двухсотлетними аристократами красовался плачущий Пьеро в шапке с бубенцами – ну, хотя этот ладно, еще так-сяк, но уж надувной спортсмен с бицепсами и целлулоидный голубоглазый голыш были просто верхом вульгарности. Да и это... Это еще что такое?
Не на самой этажерке, а сбоку, на подоконнике, словно готовясь к переезду на полку, лежала большая кукла – Гарри Поттер в круглых очках. Эту куклу Таня видела в первый раз. Она взяла ее в руки и, видимо, неосторожно нажала на спрятанную где-то внутри батарейку, потому что Гарри Поттер залился смехом и спросил:
– Можно я приду к вам завтра в гости?
Таня испугалась и бросила игрушку назад на подоконник. Хватит с нее на сегодня бензол-бензоата. А эти дурацкие куклы – ну их совсем, ее любимые африканские человечки, которых привез консул, куда интереснее.
– Таня, гость пришел, – раздался голос Фаусты Петровны из передней.
Да-да, иду, – отозвалась девушка, но сама почему-то осталась стоять около этажерки с куклами. Вот ведь, пришел – иголочка, мгновенно кольнувшая в животе и в груди, – впрочем, какое это имеет ко мне отношение... я так и не украсила пирог... бензол-бензоат, можно я приду к вам в гости, колбаска в банке, кошелек, подсунутый под зад... сумка... Сумка? Ну да, ведь доктор всегда выигрывает. Она хохочет, и ее волосы сверкают в свете хрустальной люстры... Я бежал кросс из Африки...
– Таня!
Фауста уже усадила Марка в гостиной, на диване. Он извинялся за то, что пришел без камеры, – хотел взять у товарища, а того весь день не было дома.
– Ничего страшного. Вернешься завтра, – сказала Фауста.