Физиология духа. Роман в письмах

Разумеется, каждая работа предполагает условия, без которых она невыполнима. Одно из них — в нашем случае, для нашего мужчины, — чтобы возгреваемое, возделываемое чувство не сопровождалось бы непереносимо, до непоправимого слома личности, болезненными переживаниями (или не привело бы к ним), связанными с тем, что настоящее, полное соединение с женщиной (очевидно же, его нынешнее слияние с женой — неполно, оно все — по типу “соблюдай дистанцию”, что только — согласитесь — и позволяет ему не ревновать ее к ее “бывшим”) для него чревато болью ревности к ее прошлому. Ревность же, по его собственному наблюдению, связана именно с двойственным восприятием женщины, с ее “трансцендированием” и — в конечном счете — с наличием духовной в е р т и к а л и , иерархии “земного” и “небесного”.

Вообще-то это еще вопрос — не обманывает ли он себя. Не проще ли все на самом деле, чем ему лестно видеть. Может быть, в отношении достаточно распространенной мужской ревности к прошлому — безысключительно прав Толстой: в начале его “Воскресения” князь Нехлюдов почти уже сватался к одной особе, но ему не нравилось, что ей уже двадцать шесть, кажется, следовательно, она не могла ни в кого до него не влюбляться, а это оскорбляло его самолюбие. Толстой всегда ищет простое решение — и, может быть, прав, может быть, ничего иного мы и в нашем случае, за всеми красивыми наворотами, не найдем, копни мы нашего мужчину глубже. Но, может быть, в нем говорит не только самолюбие, а еще и впрямь то, на чем он настаивает.

Очень возможно. Не надо думать, что наш мужчина нетипичен; свойство “трансценденции” такого рода, то есть перевода инополого в ино-мирное, вообще говоря, даже слишком распространено. Другое дело, что не каждый склонен это свое восприятие другого (не всегда инополого — достаточно, если этот человек наделен какими-то вообще и н ы м и, высшими, например, властными функциями) формулировать, — но вообще такое восприятие другого к а к и н о г о свойственно отнюдь не только людям “сложным”. Мне доводилось году в 78-м, в какой-то случайной компании, слушать пьяные откровения одного начфина воинской части, циника без каких бы то ни было предрассудков, — так вот он говорил: “ А Вы на самом деле представляете, что Брежнев ходит в туалет? Я — нет”.

Такого рода “трансцендирование” (со всеми вариантами) составило личную драму не только Блока, но и множества “обычных” людей, которые только не делятся этим, но имеют в душе такие же незаживающие раны из-за своих “прекрасных дам”... Когда мужчина говорит кому-то: “Моя богиня”, “обожаемая моя”, — это вовсе не только слова сомнительного вкуса; нет, в какой-то степени они всегда называют буквально то, что е с т ь: о-божаю, то есть отношусь к тебе как к божеству, в твоем лице для меня “отобразился Лик”, сквозь тебя, посредством тебя со мной говорит божество. Это “иконное” отношение к любимому есть уже в платонизме (если не раньше, в “Песни Песней”), но прямо, в том сгущенном до чистого яда виде, который затем отравил непосредственно, или опосредованно, или уже чисто генетически, тьмы и тьмы мужчин бесчисленных поколений, прошедших с тех пор, — прямо оно появляется у всех этих трубадуров и труверов, у незадачливых “рыцарей бедных”, и выдумавших на свое и чужое несчастье “прекрасную даму”, утверждающих ношением цветов своей госпожи на доспехах — прямое восхождение от человеческого к божественному через все эти символы, отсылы, через держание человеком духовного божественного феода, через якобы-просвечивание сквозь худосочное личико жены сюзерена — лика Девы Марии. Ну, а уж потом пошла вся эта морока, “Вечная Женственность”, вплоть до русской “софиологии”, то есть, на самом деле, воспаленно-сублимированной эротики Владимира Соловьева, попутавшего человек пять гениальных “русских мальчиков”, во вдохновенном порыве захотевших соединить несоединимое — православие и “рыцаря бедного” (судя по Вашему письму, Вам не надо все это разжевывать).

А я вот не хочу быть прекрасной дамой, не хочу быть воплощением вечной женственности, не хочу всего этого высокохудожественного бреда (Вы ведь знаете, что такое бред в собственно медицинском смысле слова? на всякий случай: это “ложные суждения, возникающие на болезненной основе и не поддающиеся переубеждению”) в отношении себя, и знаю, что этого не хочет ни одна женщина, как ни один мужчина не захотел бы быть воплощением “вечной мужественности” — со всеми возложенными на него ожиданиями...

Причем, как видим, отказ мужчины “трансцендировать” женщину без отказа от вертикального мировидения вообще — ведет только к созданию иллюзорно-трасцендентного образа “друга”, то есть к псевдорешению задачи. И что интересно, это тогда, когда задача почти уже решена правильно. В сущности, он и сам уже говорит о том, о чем и я, — о необходимости замены вертикали горизонталью. “Отказаться от комфорта!” — совершенно правильно восклицает мужчина — и совершенно закономерно остается на ступени чистых восклицаний.