Читаем Физиология духа. Роман в письмах полностью

Логично. Но уж будь добра быть до конца логичной и скажи тогда: я не простой дипломированный специалист, а создатель нового учения, синтезированного мною по собственной вере из учений бывших до меня учителей. Только я исторически более прогрессивна, потому что живу позже них, и мне ясно видно то, чего не было видно им: минусы каждой из религий=одной из глубоких, но человечески несовершенных интуиций Бога, и глубочайшие достоинства каждой, которые я и отобрала в состав своего учения. Я пришла в мир возгласить новую веру как синтез старых, а это такое же новое слово, как у тех, хотя по отдельности взять — в нем нет ни одного нового словечка, которое те не сказали бы, но сама композиция старых слов совершенно нова, и перегруппированные, как одни и те же фигуры в шахматах, старые слова получают совершенно новое значение.

Вот так честно пусть и скажет Ваша Н.Н. Тогда и я смогу честно сказать в ответ: не пойду я к тебе. Волк ты, а не коза наша мама, хотя, в отличие от волка, голос перековала не чтобы съесть, зачем лишнего наговаривать, а искренно желая мне помочь. За это спасибо, а к тебе не хочу.

Чего-то мне как-то не по себе. Страшно чего-то. Мне иногда кажется... хотя такие вещи вслух не говорят, но все равно... мне кажется, что если я смотрю на все не только своими глазами, то, значит, и Его глазами тоже... хотя когда только своими смотрю, тоже получается — насколько я действительно ими с м о т р ю , настолько — Его глазами... Смотрю и... Нет, ей-богу, мне это все — не кажется. И Ему, мне кажется, все это не показалось бы! Что такое, турецкий бог, японский перец? Чему-то там по частям у Него кто-то учится, а целиком все находит ложным. А потом, находя ложным, все же соединяет “лучшее” в нем с “лучшим” в дзен-буддизме (потому что должно быть там и худшее, а то бы тогда дзен был совершенен и не нуждался в дополнениях даже лучшим из другого учения) — и так лоскутами сшивают в истину.

Даже если Он не Бог, а гениальный человек. Берем лучшие страницы гения Достоевского, отделяем от худших и сшиваем с лучшими страницами гения Толстого. Тоже отделенными от. Давайте вот в стык напечатаем так. Один герой грохает старуху топором, и это плохо, а другой герой тем же орудием труда рубит себе палец, и это хорошо. Если подряд это поместить, то можно подумать, что топор плох для того, чтобы других убивать, но хорош, чтобы себя калечить. И если типа того всех лучших друг с другом сшить, выйдет еще лучше, чем по отдельности, — или читать будет невпроворот? Кроме шуток.

А тем более, если Он — не просто Он, а Сын Божий и Бог.

Если не просто — вот есть такое учение, оно неведомо как, но как-то уж там когда-то где-то давно и постепенно укомплектовалось, а мы со склада мудрых мыслей чего нам нужно, то и берем (потому что там много всего на все случаи жизни), если не просто... а есть Живой Бог, который специально приходил на землю, чтобы за нас, вместо нас, страшною смертью умереть; и вот Он теперь 2000 лет смотрит, он просто не может не смотреть теперь уже 2000 лет, что люди с Ним и Его учением делают — и Он терпит, у него тысяча лет как один день, но ведь чего только Он не терпел, как только Его ни распинали, из любви к Нему же, — но нравится ли это Ему? когда Он умалился до человека, жил на земле и умер — Бог умер! это знали все еще до Ницше — Бог умер (а Ницше, пока сходил с ума, стал многое забывать, например, забыл продолжить: и воскрес)... ради того, чтобы любая госпожа или господин с самыми лучшими намерениями с Его учением что хотели — то и воротили из любви к истине. С учением Того, Кто один только и был человеком в полном смысле слова, а сам из любви к неполным людям добровольно полностью умер. Громко возгласив напоследок — так плохо Ему было. Вместо них. Чтобы им больше не умирать насовсем. А нет бы самим умереть за себя, по справедливости, — и насовсем. Тогда и некому было бы заниматься художественной самодеятельностью под видом научной селекции. Сепарировать на свой вкус Его “лучшее” от “худшего” и подвивать Его к дзен-буддизму, как будто дело в скрещивании, а не в крещении. И это кроме шуток?

Нет, дорогая моя хорошая Н.Н., Вы очень хорошая и очень умная, но мне-дураку сдается, Ему это как-то даже показывать — не того. Ему эта мелочевка вряд ли покажется. Он ради нас не мелочился. А я не хочу Ему не нравиться. Я если кого люблю, хочу тому нравиться — хоть ты что.

Я хочу держать с Ним связь. Быть в контакте. Ну да, боюсь Его потерять. Корысть, конечно. А какой любящий не корыстен-то? Что ему остается-то, кроме любимого? Он и думает, как бы сначала его любовь завоевать, а потом не потерять. А с Ним страшнее, чем с кем другим: с одной стороны, точно знаешь, что Он тебя любит как никто, что бы ты ни творил, — ведь Он же и за тебя умер, а с другой, — сколько ни старайся Ему понравиться — до самой смерти неизвестно, понравишься или нет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза