Читаем Физиология духа. Роман в письмах полностью

Если я кого совсем люблю, я, может, и сам не хочу перед ним “держать лицо”, а хочу упасть перед ним на колени. И тем полететь вверх. Это наступает такой неизбежный момент — и он самый лучший миг всякой любви, а не всякие там оргазмы. В смысле, и оргазмы без него не оргазмы, если уж они нужны, они по идее из него должны состоять и только телесно оформляться как сокращение каких-то сосудов; надо так надо, я не спорю). И я готов за это самое-самое платить рабством... там после разберусь, подобает оно мне или нет.

Какое к этому имеет отношение “горизонталь”? Когда преклоняются, то всегда снизу вверх (хотя голову при этом и опускают сверху вниз — но говорят этим по смыслу всегда прямо обратное). Всегда — вверх; это преклонение никого не втаптывает в землю, а, наоборот, всегда вытягивает тебя из низины самого себя.

И вот еще тоже умная чепуха — “вертикаль монотеизма, поделив человеческое тело на высокий верх и низкий низ, привела ко гнушению телом”. Да еще Завет Бога Аврааму состоял в обрезании крайней плоти — где же здесь низкий низ и какое гнушение? И Господь наш, вочеловечившись, младенцем на 8-й день, как положено, претерпел обрезание, чтобы исполнить закон, и мы теперь это Святое Обрезание празднуем. А что это значит, если так-то подумать? что в человеке Господь в с е освятил, вплоть (в плоть!) до этого самого, но только до тех пор, пока оно для самого человека свято. А если человек себя опять срамит, то все опять срамным и становится. А для того, чтобы что-то не-срамным стало, надо сначала, чтобы вообще существовало в мозгах и сердцах — срамное и не-срамное. Вот это то, а вот это — другое, и никаких. Правда в том, что говорит другой Иисус, сын Сирахов: есть стыд ко спасению, а есть стыд к погибели; вот это и надо различать. А “горизонталь” ничего не различает. Ей всё по фигу. И всё ей свято. В том смысле, что ей всё — Божья роса. А как может быть все свято, если нет ничего не-святого, все высоко, если нет ничего низкого? Убери одно — не то что другого, самого понятия о другом не будет.

Учиться горизонтали — это учиться неумению преклоняться. Зачем учиться неумению, если уж хоть что-то умеешь? Ваши дзенцы хотят научить благоговению без преклонения. Может быть, им это дом родной; а ну как мне — тюрьма? Если я лично перестану преклоняться, то перестану и любить, а вовсе не, как по-вашему, только тогда и научусь. Нет, кроме шуток, зачем мне этому учиться? Чтобы вылечиться — от чего?

От вертикали, которая деформирует мою душу, да?

А что, дорогая госпожа Н.Н., если она, де-формирует уже деформированное, то есть тем-то как раз — формирует? А что, если болезнь... я ничего такого не говорю, типа — побольше бы нам таких больных Ван Гогов, я же не зову никого резать себе уши, хотя, считаю, одно отрезал, так уж режь и второе, подожди до следуюшего солнца, вспыхнется в мозгу — и режь, для симметрии, а то некрасиво, вообще без этих оттопыреных клапанов человек лучше смотрится, но я к этому не призываю, не мне решать, Богу виднее, с ушами мне лучше или без, или зачем у мужчины на теле волосы, как у обезьяны, а у женщины оно чистое, вроде как и не обезьяна вовсе, вот и смотришь снизу вверх, как на статую, как вдруг в каких-то местах — еще какая обезьяна-то! как я! только что — была нагая, а стала — голая, как я... но Ему виднее, зачем так делать, а не целиком как мраморных, и про уши Ему, конечно, виднее; а только — вдруг эта непроходящая боль к чему-то вообще иному, чем болезнь или здоровье, к чему-то вообще имеет отношение, и впрямь о чем-то сигналит, что есть, хоть мы его и не видим, как боль есть и стыд есть, хоть мы их не видим? А что, если мое душевное здоровье, которое мне предстоит обрести в школе госпожи Н.Н., — что, если оно еще более нездорово, чем любой душевный вывих? Кругом же — болезнь и болезнь, и,. может, если я мало что могу для других больных сделать, так — хотя бы не попру чужую болезнь своим выздоровлением.

В принципе я имею право хотеть вылечиться духовно — но я не уверен, что для этого обязательно надо (и имею ли право, если мне болезнь дана в удел? точнее, не так, а — если я имею право на болезнь? и не так, а — если болезнь имеет право на меня?) вылечиться от душевной болезни. Иногда, смотрю, это вроде как одно и то же. А иногда так посмотришь, это вещи до того разные, что им вместе делать нечего. Можно стать душевно здоровым до полной бессовестности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза