Физиология духа. Роман в письмах

Но он не видит их в упор. Не отказывается встретиться с ними, разговаривает, спокойно, иногда подолгу, он понимает, что они люди не посторонние — раз уж дает им поручения сделать то-то, иногда сложные вещи, разыскать, например, специальную книжку, вышедшую и разошедшуюся пять лет назад. И тем не менее сразу же, как за ними закрывается дверь, он опять уходит в свой мир, где он живет полной сиротой, без родителей, погибших, случайно или нет (это темная для меня, потому что темная для него самого история, — но он думает, я знаю обстоятельства гибели его родителей в подробностях, только ему не говорю), из-за какой-то крупной суммы денег, полученных ими каким-то криминальным путем — и полностью отданных мне, чтобы обеспечить ему здесь спокойное существование и лечение на годы и годы вперед. Смешно, правда? сочинить целую историю, где самые близкие тебе люди повинны в темных махинациях, и только одному герою этой истории — врачу, мне, приписать просто патологическую по нашему времени честность. Я беру деньги людей, которых уже нет, и вместо того, чтобы присвоить их безнаказанно себе, а К. выпиннуть на улицу или отправить в бесплатное отделение с топорными, но эффективными средствами воздействия, продолжаю лечить его как ни в чем не бывало, по всей честности неписанного договора с мертвыми людьми. Мне должно бы льстить такое его представление обо мне (может быть, и льстит).

Спрашивается — как мыслящая личность (и не так плохо мыслящая местами, правда ведь? конечно, временами он несет жуткую чушь, а внутри этой чуши ухитряется нести чушь еще большую — в его смешном раю сразу после второго пришествия Христа еще при жизни К., раю христианском, который он вроде бы последовательно отстаивает от твоих “синтезаторских” покушений на чистоту учения, почему-то находится место, мягко говоря, сомнительным фигурам; чем же они лучше отвергаемой им Елены Ивановны Рерих, женщины, смею думать, все же куда более высокодуховной, чем алкоголик и психопат Мориссон, почему от нее христианство надо защищать, а таким, как Мориссон, наркоман Хендрикс, издеватель над церковью и всем вообще Джойс — зеленая улица? где тут логика?), как человек, отдающий себе некоторый отчет в происходящем, может уйти от действительности так далеко, чтобы живых родителей, каждую неделю видящихся с ним, счесть мертвыми, придумать, уверовав затем, что “так оно и было”, причины их смерти и т.д.? Чтобы слышать их голоса (это-то ладно, на то и синдром) — к а к г о л о с а с т о г о с в е т а ? Чтобы продумать за них именно в качестве умерших, но живых, детально все то, что тут, в “письме”, высказано на десятках страниц? Чтобы придумать себе еще и хорошую мачеху, кроме плохой матери, — тогда как на самом деле никакой мачехи нет, есть только мать, и вовсе не “расфокусированная”, куда там, напротив, я бы еще занял у нее. И уйдя туда, откуда назад и дороги не найти, — там-то и не потеряться, а именно там-то и мыслить, и продумывать детально, что происходит в душе несуществующей мачехи! И так серьезно захотеть “к ним туда при жизни”, чтобы начать акцию по “ускорению конца света” (ты увидишь в прилагаемом письме ко мне; дивная мысль, ничего не скажешь!): только мы решили, что перед нами не простой сумасшедший, только задумались — а безумен ли он, не криволинейнее ли мир, чем мы представляем даже в конце криволинейнейшего из веков, не может ли быть так, что все действительное безумно, а все разумное недействительно, — как можно с облегчением вздохнуть: все-таки все в порядке, все путем, все-таки у парня самым нормальным образом едет крыша!