Флаг миноносца

Машина с орденоносцами возвратилась в сумерки. На груди Арсеньева сверкала Золотая Звезда Героя Советского Союза. Комиссар, Николаев, Бодров, Косотруб, Клычков и Гуляев получили ордена Красного Знамени. Шесть человек из бывшей батареи Яновского вернулись с орденами Красной Звезды. Среди них был и Шацкий. Комиссар не позволил вычеркнуть его имя из наградных листов, несмотря на злополучный выстрел в Москве. Кочегар был взволнован. Орден свой он держал на ладони, как маленькую птичку, прикрывая его другой рукой, и все кивал, кивал головой, словно ручной медведь, когда его поздравляли. Валерка Косотруб, тот чувствовал себя в своей тарелке, будто он так и родился с орденом Красного Знамени. Сомин поймал Валерку около камбуза и с маху поцеловал его в веснушчатую выбритую щеку. Косотруб и это принял, как должное:

- Благодарим за поздравление! И ты тоже получишь, друже! Не сомневайся. Разведка знает. Пошли бегом - шикарный ужин прозеваем!

Все свободные от караула уселись за длинные столы, вынесенные из домов. Вечер не принес прохлады. Тяжелая духота стояла в воздухе. Сами собой расстегивались крючки на воротниках кителей и пуговицы гимнастерок. Взмокший от жары, беготни и волнений Гуляев с орденом на новенькой форменке сам раздавал праздничные порции.

Яновский поднялся с кружкой в руке. Ему нелегко было начать говорить. И не только потому, что он был взволнован своей первой наградой. У комиссара не выходил из головы короткий разговор с командармом Хворостихиным.

"Немцы засели в своих норах, - говорил генерал, - нам их не выкурить оттуда. Возможно, товарищи, что армия совершит в ближайшее время отходной маневр. Враг устремится за нами, и тогда мы обрушимся на него беспощадно!"

В этих словах чувствовалась какая-та фальшь. А по штабу армии уже полз жуткий слушок: вражеские войска внезапным ударом прорвали фронт на соседнем участке. Наши части отходят.

"Неужели опять будем отступать? - думал Яновский. - Этого не может, не должно быть. Сейчас июль 1942 года, а не осень сорок первого".

Моряки сидели за столами, расставленными буквой "П". Они ждали, что скажет комиссар.

- Друзья мои! - начал Яновский. - Наш дивизион существует немногим более полугода. Сегодня первый его праздник. - Он остановился, перевел дыхание. - Большой праздник, но будут еще большие! Награды, врученные сегодня нашим орденоносцам, они заслужили не в дивизионе. Каждый из нас принес с собой в эту часть лучшее, что у него есть, - дорогие воспоминания, верность свою нашему прошлому и верность будущему, за которое мы воюем. Снова подходит время больших сражений. Пусть в этих сражениях каждый матрос и командир берет пример с Героя Советского Союза капитан-лейтенанта Арсеньева, с моряков лидера "Ростов", с защитников Москвы. Я знаю, что многие из вас скоро наденут боевые награды, которые мы заслужим в нашем гвардейском дивизионе под флагом лидера "Ростов". Пусть покроется новой славой Флаг миноносца! За нашу Родину, товарищи!

Земсков вместе со всеми кричал "ура". Он выпил в тот вечер немало и сам удивлялся, что, несмотря на духоту, хмель не берет его. Непонятная тревога волновала лейтенанта. Еще заливались под деревьями гармони, еще, пыхтя, отплясывал комаринского в паре с Шубиной мичман Бодров, еще сидел во главе стола не по-праздничному суровый капитан-лейтенант Арсеньев в наглухо застегнутом кителе, когда Земсков потихоньку выбрался из круга. Ему хотелось побыть одному, привести в порядок свои мысли.

Пыльная дорога лежала под луной, как застывшая река, извивающаяся среди полей. Он пошел по этой дороге, постепенно углубляясь в страну воспоминаний, куда не так уже часто заглядывает военный человек, но, заглянув, видит всю свою жизнь так четко и верно, как вряд ли кому удается в мирное время.