Флаг на грот-мачте

Шуль однажды перевел слова. Это была песня про то, как солдат вспоминает родной дом и любимую девушку в далеком и опасном походе.

Путь далек до Типарери,

Нам далеко брести домой.

Путь далек до крошки Мэри,

До моей Мэри дорогой...

Теперь захлопали все. Не хлопал только Костя. Лицо его вытянулось, и он ошалело смотрел на Никиту. Павлик удивленно поднял брови и, когда бойскауты утихомирились, спросил:

- Откуда ты знаешь английский? У тебя прекрасное произношение!

На этом триумф Никиты закончился.

- Я знаю только эту песню. Меня один человек научил, - сказал он.

Костя презрительно захохотал.

Глава 5

ЖИЗНЕННЫЕ СЛОЖНОСТИ

- Ну, ты и даешь! - сказал Ленька, когда ребята вышли со двора бойскаутской дружины. - Буржуйские деточки только ротики разинули.

- Почем ты знаешь, что буржуйские? - возразил Никита.

- Спрашиваешь! Половина из них в нашей второй школе, бывшей мужской гимназии, учится. Их папаши, все эти Витты, Гувелякены, - бывшие лесоторговцы, доктора, адвокаты...

- Доктора разве буржуи? Меня один доктор бесплатно вылечил. "Буржуи, буржуи", - передразнил Никита. - Просто гогочки, маменькины сыночки.

- В тебе еще классовое сознание не заговорило, вот что. Но ничего, это я беру на себя, - сказал Ленька и вдруг остановился и уставился на Никиту: - Скажи-ка лучше, где ты таким штукам выучился? Какое сальто отхватил!

- Меня один циркач научил. У него махновцы мальчишку-партнера застрелили, так он хотел меня приспособить. Он хлыстом сек. Я от него убежал. - Никита вздохнул и замолчал.

- Жалеешь, что убежал? - спросил Ленька.

- Соньку маленько жалко, - сказал Никита. - Он ее тоже бил.

- Гад он, твой циркач! - решил Ленька. - Только у тебя тоже не все хорошо получается. Там какая-то Сонька, здесь Эрна оказалась. И охота тебе с девчонками связываться!

- Ты что, всерьез? - обиделся Никита.

- Не туда смотришь, куда надо, вот что! Ты понял, о чем Костя, патрульный этот, пел?

Никита пожал плечами:

- Чего тут понимать? Про свою дружину пел: "Уже четыре долгих года терпели, братья, мы невзгоды, но верю я, что пятый год дружине счастье принесет".

- Революция в каком году была?

- Ну, в семнадцатом.

- А сейчас год двадцать второй. Пятый год Советской власти! Понял теперь, что это за песня? Недаром скаут-мастер ему допеть не дал и про какого-то Ганьяму затянул. Смотреть и понимать надо!

Тут они повернули на Соборную улицу, и Ленька схватил Никиту за рукав. Прямо на них шел Гленарван. Золотом отливали начищенные пуговицы флотского кителя, загорелое лицо обрамляли рыжеватые баки. Поравнявшись с ребятами, он окинул их внимательным взглядом и скрылся за забором. Они, не сговариваясь, повернули следом и выглянули из-за угла. Когда чуть покачивающаяся спина Гленарвана удалилась на достаточное расстояние, Ленька шепнул:

- Пошли!

И они пустились обратно.

У памятника Ломоносову Гленарван свернул во двор бойскаутской дружины. Ребята приникли к щелям забора.

На крыльце штаба дружины стоял скаут-мастер Павлик. Гленарван подошел к нему и поднял руку с тремя вытянутыми пальцами вровень с плечом. Павлик ответил ему таким же салютом и что-то сказал. Потом они скрылись в дверях штаба.

- Смотри-ка, да они кореша, - удивился Никита.

- Ничего не понимаю. Карпа выдумал Гленарвана. Мы за ним следили. И тут опять он.

Ленька кивнул Никите:

- Ну ладно, пошли к нам. У нас небось Володя с комсомольцами. "Азбуку коммунизма" изучают. У нас каждый день коммуна собирается.

- Может, потом? Больно шамать хочется, - сказал Никита.

- У нас и поедим. Картошкой жареной накормят.

Никита сглотнул слюну. Картошка, да еще жареная, это да! Он знал, что у них с батей, кроме хлеба и морковного чая, ничего нет.

- Да не, - промямлил Никита, - я лучше домой.

- Чего там. У нас каждый вечер не один человек питается. Картошки на всех хватит. Своя. И Карпа небось уже дожидается.

Они шли по проспекту Павлина Виноградова. Это была главная улица. Кирпичные и деревянные тротуары тянулись здесь вдоль двухэтажных каменных домов, а середина была вымощена булыжником, на котором тускло поблескивали трамвайные рельсы. Справа дома расступились, открылась просторная площадь. Золотые купола собора вонзались в белесое небо. За собором и площадью мелькнула поверхность реки.

У магазина с вывеской "Церабкооп" стояла телега. Толстоногий битюг с медными бляхами на сбруе жевал овес из торбы, подвешенной к его морде. Грузчики в кожаных фартуках перетаскивали с телеги ящики и с грохотом бухали их в подвал.

Никита углядел в ящиках распластанную рыбу.

- Ты иди, - сказал Никита. - Я сейчас.

Ленька удивленно глянул на него, но пошел. Никита повернул к телеге.

Битюг посмотрел на него крупным, как слива, глазом, тряхнул головой и захрупал овсом. Никита быстро пробежал пальцами по доскам ящика, ища, которая послабее. Нашел, сильно дернул и потянул на себя. Доска противно скрипнула, подалась. Лошадь дернула головой и переступила ногами.

- Тихо ты, нестепенной! - прикрикнул грузчик.