Флаг над островом (сборник)

— Попа я совсем не боюсь, — сказала она. — Знаешь, мне всегда казалось, что Поп владеет языком, как ученый и воспитанный человек.

Я стоял у окна.

— Интересно, что ты теперь скажешь.

Поп бежал по улице в костюме и причитал:

— Слушайте, слушайте. Ма Хо помер, Ма Хо помер.

А из домов нараспев откликались:

— Кто помер?

— Ма Хо помер.

— Какой хороший был. Хороший. Хороший.

— Кто?

— Ма Хо.

— Не как человек, а как клиент хороший. В смысле, — пояснял Поп, отдаваясь своей отдельной скорби, — в смысле здоровый. Он был крепкий. Он не хворал. А теперь, а теперь — помер.

— Кто помер?

— Ма Хо. Я не потому плачу, что замарал свою папку на новой службе. Не потому плачу, что в первый раз у меня застрахованный помер. Не потому плачу, что белые уважали меня, когда брали на новую службу.

— Однако, Поп, похоже, что поэтому.

— Мало ли что похоже. О братья, поймите правильно. Я плачу по человеку.

— Какому человеку?

— Ма Хо.

— Он хотел вернуться.

— Куда?

— В Китай.

— В Китай?

— В Китай.

— Бедный Ма Хо.

— Знаешь, у него в комнате, в заду лавки висели китайские картины.

— А сколько детей!

— А какой был симпатичный, сам-то.

— Сам был симпатичный.

— Идешь к Ма Хо и просишь на цент красного масла. А он дает тебе большой кусок.

— И еще шматок сала.

— И всегда согласен поверить немного в долг.

— Немного поверить в долг.

— А теперь помер.

— Помер.

— И больше не даст сала.

— Не даст сала.

— Ив Китай к себе не поедет.

— Помер.

Поп брел по растревоженной улице и плакался каждому встречному мужчине и каждой встречной женщине. И в тот вечер под карнизом лавки Ма Хо, перед закрытыми дверьми, он произнес потрясающую поминальную речь. А шесть его девочек пели гимны. Потом, грустный и торжественный, он пришел к Генри и начал пить пиво.

Генри сказал:

— Честно говоря, Поп, я опомниться не мог, когда услышал, что вы застраховали Ма Хо. Как же это вы не знали, что у него сахарная болезнь. Но вы тут все заставили гробами, и я решил, что это не мое дело. И помалкивал. Ничего не говорил.

Я всегда говорю: каждому свое дело виднее.

— Сахарная болезнь? — повторил Поп, чуть не макнув бороду в пиво. — Но врач его проверил по всем статьям. — Он делал круговые движения рукой. — Врач его обследовал, и все было в порядке. Все как есть обследовал. Он был здоровый, здоровый, здоровый, слышите? Маленький был, но вы же все, все видели, как он втаскивал на прилавок тяжеленные мешки с сахаром и с мукой.

Генри спросил:

— Вы мочу у него проверяли?

— Она была хорошая. Она была как слеза. — Поп тихонько плакал. — Вы знаете, какие эти китайцы опрятные. Он ушел в заднюю комнатку со всем своим выводком и вынес маленькую бутылочку — маленькую бутылочку из-под канадского бальзама. — Не переставая плакать, он показал большим и указательным пальцами высоту бутылочки.

— Не его моча, — сказал Генри. — Вот почему он не хотел сам идти на осмотр. Вот почему он хотел, чтобы врач к нему пришел.

— О господи! — сказал Поп. — О господи! Китайская подлюга. Из-за него я премии лишился. А вы, Генри? Вы черный, как я, и ничего мне не сказали. Вам понятно, — обратился он к остальным, — почему здесь черные не продвигаются? Никакого сотрудничества.

— Одни люди сотрудничают так, — сказал Генри. — Другие люди сотрудничают по-другому.

— Поп, — сказал я, — застрахуйте мне Сельму.

— Нет, — нервно вмешалась Сельма. — Не хочу, чтобы Поп меня страховал. У него дурной глаз.

— Не глумитесь над падшими, — сказал Поп. — Не глумитесь над падшими. Я уйду. Я переберусь в другой район. Я исчезну. Но ненадолго.

И он действительно переехал в другой район города. Он превратился в неврастеника, он боялся заключать страховые договоры, мало того — он нагонял ужас на людей, которых пытался застраховать: известие о внезапной смерти Ма Хо распространилось по городу довольно быстро.

Ма Хо не стало, и вместе с ним не стало китайских эмблем в его лавке. Аккуратный крокодильчик уже не выползал из задней двери; и его домочадцы — эти люди, которые всегда держались особняком, которые казались лишь временными обитателями острова, постоянно сидящими на чемоданах, — его домочадцы вышли на свет. Девочки стали ездить на велосипедах. Страховка оказалась солидной. Мальчики стали играть в крикет на тротуаре. А сама миссис Ма Хо, ни слова не говорившая по-английски, вдруг обнаружила хорошее знание языка.

— Мне начинает казаться, — сказал Черенбел, — что я был неправ. Мне начинает казаться, что остров начинает вести самостоятельное существование.

Нам предстояло вскоре спустить наш флаг. Война кончилась. И после стольких лет ее окончание показалось нам неожиданным. Когда пришло это известие, начался карнавал. Теперь прятаться было не надо. Оркестры выросли, как грибы. Из ничего родилась песня «Марианна». А местные мужчины, столько лет наблюдавшие, как островом владеют чужие, пели, хотя и беззлобно: «Слуха, слуха, натерпелась ты от янки», предупреждая всех, что наступает местное, постное время.