Флаг над островом (сборник)

Однажды, когда мы сидели у Генри, к нашему столику нерешительно подошел средних лет мужчина в хорошем костюме и представился: мистер де Рюйтер из Совета по колониальным культурам. Они с Черенбелом сошлись сразу. Черенбел заговорил о том, что для острова должен быть создан новый язык. Он сказал, что уже давно над ним работает. Последнее время он носил с собой несколько стеклографированных страничек: словарик, состоявший из слов, которые он сотворил.

— Я все время придумываю новые слова. Как вам понравится кощур? По-моему, удачное слово.

— Приятное слово, — сказал мистер де Рюйтер. — Что оно означает?

— Означает взгляд искоса. Вот такой.

— Отличное слово, — сказал мистер де Рюйтер.

— Я рисую себе, — сказал Черенбел, — институт, который будет трудиться над переводом всех великих книг мировой литературы на этот язык.

— Колоссальная работа.

— Нужда в ней колоссальная.

Я сказал Генри и Сельме:

— Знаете, мне кажется, мы теряем Черенбела.

— Мне кажется, вы не правы, — сказал мистер де Рюйтер. — Мы должны поощрять подобные труды. Мы должны идти в ногу со временем.

— Мое любимое выражение, — сказал Черенбел.

Мистер де Рюйтер сказал:

— Я, хотя и не без робости, хотел бы предложить вам некий план. Как бы вы отнеслись к тому, чтобы продолжить работу над вашим языком в Кембридже? В области филологии Оксфорд, конечно, пользуется большей известностью, но… — Мистер де Рюйтер засмеялся.

И Черенбел засмеялся вместе с ним, уже включившись в эту игру: Оксфорд — Кембридж. Де Рюйтер еще не закончил фразу, а я уже понял, что Черенбел соблазнен. Но он не сдался без борьбы.

— Кембридж, Оксфорд? Но моя работа здесь, среди моего народа.

— Разумеется, разумеется, — сказал мистер де Рюйтер. — Но вы увидите Кем.

— Далеко больно ездить — Кем смотреть, — сказал Генри.

— Это река, — сказал мистер де Рюйтер.

— И что же, большая? — спросил Генри.

— У нас в Англии все большое считается несколько вульгарным.

— Видать, совсем плевая речушка, — сказал Генри.

Мистер де Рюйтер продолжал:

— Вы увидите часовню Королевского колледжа. Вы увидите белые скалы Дувра.

С каждой новой приманкой накал в глазах у Черенбела повышался.

Мистер де Рюйтер включил еще несколько рубильников.

— Вы переплывете Атлантический океан. Вы подниметесь по Темзе. Вы увидите лондонский Тауэр. Вы увидите снег и лед. Вы будете носить пальто. Вы будете хорошо выглядеть в пальто.

В это время Генри медленно и воровато встал и попросил извинения за уход. Он сказал:

— Никогда не думал, что мне придется это увидеть.

В дальнем конце комнаты мы увидели толстую, свирепую женщину, которая вглядывалась в полутьму, словно кого-то отыскивая. Фотографию этой женщины Генри часто показывал, вокруг нее вились разнообразные его повести о любви и измене. Даже сейчас, в минуту бедствия, он успел сказать:

— Когда я ее знал, на ней такого сала не было.

Успех, статейки в газетах вышли ему боком. В тот вечер он сбежал, но через полмесяца был пойман, вымыт и водворен на место. И правила теперь его супруга — если ее можно так назвать. В его заведении она заработала, как новая метла: от нее пошли порядок, чистота, кассовые аппараты, блокнотики у официантов, объявления в газетах и вывеска: «КОКОСОВАЯ РОЩА — Добро пожаловать, зарубежные гости».

Место не про нас. Перемены, перемены. Они были стремительны и яростны. По разминированным, безопасным проливчикам приходили суда из Европы и Соединенных Штатов: иные — серые, иные — еще в военном камуфляже, но уже два или три белых — первые туристские суда.

А на базе, где раньше висели строгие предупреждения: «максимальная скорость 5 миль в час» и «опасно для жизни», появилась надпись: ДЛЯ ПРОДАЖИ НА ПУБЛИЧНОМ АУКЦИОНЕ.

База была продана, и был установлен срок ее передачи в местное пользование. До тех пор мои полномочия кое-что значили. Я обходил на улице дом за домом. И в это ничейное время — между Последним Отбоем и прибытием местного покупателя, который повесил новое объявление:

ЗДЕСЬ БУДЕТ ВОЗВЕДЕНА РУБАШЕЧНАЯ ФАБРИКА «ФЛОРИДА»,—

в это ничейное время, на заре, через открытые и неохраняемые ворота базы приходили люди с улицы и брали все, что могли унести. Они уносили пишущие машинки, они уносили печки, уносили ванны, раковины, холодильники, шкафчики. Они уносили двери, окна и проволочную сетку.

На моих глазах бульдозеры крушили здания. На моих глазах тропическая трава шустро лезла из трещин в асфальтированных дорогах. На моих глазах росли и цвели вразброс среди наших рукотворных тропиков бугенвилея, пойнсеттия, гибискус.

Я прощался в доме, забитом холодильниками, раковинами, печками и пишущими машинками.

— У нас с тобой так, — сказала Сельма. — Лучше так, чем вот так. — Она показала на дом Генри, где Генри с несчастным видом стоял в дверях, а за спиной у него маячила давящая миссис Генри. — Вот чем всегда кончается любовь и большое веселье.

Когда я прощался, Черенбел печатал на машинке.

3

Теперь в дверях стоял вышибала.

— Я за вами наблюдал.

— Я тоже. Ты очень хорошенький.

Он сделал движение рукой.