Комната, в которой слуга постелил Коле, была маленькой и уютной. Окно выходило во внутренний дворик. Чуть сбоку от окна темнела небольшая голубятня.
«Очевидно, для почтовых голубей», — предположил солдат.
Улегшись на кровать, парень тут же заснул сном не дезертира, но праведника.
Глава 8
Всадник с головой, или Подбирай все, что плохо лежит!
Прапорщик гордился собой. Верхом-то получалось значительно быстрее, нежели в пешем порядке. Другое дело, он не ездил на лошадях с детства и, конечно, отвык. Ноги онемели, спина заныла. А потом разболелись плечи.
Поэтому примерно через полтора часа неспешной езды Дубовых слез с гнедка и немного прошелся, ведя его под уздцы. Отдохнув, возобновил неторопливую скачку. Удалось расслабиться. Тело постепенно привыкало.
Хитрость ограниченного человека всегда ущербна. Прапорщику бы не грех задуматься: раз привязанный к дереву конь стоял хвостом к деревне, в которую вор столь самонадеянно поскакал, то, вполне вероятно, коня там могли узнать…
Палваныч въехал в деревню гордо, как маршал Жуков на Красную площадь. Однако принять парад было не у кого, разве что у гуляющих по дороге пестрых кур да индюков.
В первых нескольких дворах не было видно хозяев, зато на самой улице, у колодца, хлопотала женщина. Прапорщик подъехал ближе.
В корыте плавало замоченное белье. Сама крестьянка, стоя спиной к всаднику, вытягивала из колодца наполненное водой ведро. Дубовых сделал гениальный вывод: женщина стирала.
— Гражданочка! — окликнул ее Палваныч. — Вы моего сына не видели?
Крестьянка оглянулась, щурясь на солнце, маячившее за спиной прапорщика, и вдруг выпустила ведро из рук. Оно гулко загремело о стенки колодца.
— А где Гансль? — тревожно спросила женщина.
— Какой Гансль? — нахмурился Палваныч.
— Муж мой… Конь-то… наш… его конь… — растерянно заговорила крестьянка, показывая одной рукой на гнедка, а второй хватаясь за грудь. — Вот и седло… мы вместе… на рынке… в прошлом году…
Конь потянулся мордой к руке женщины, сделав пару шагов к колодцу.
Прапорщик натянул повод.
— А ты сам кто такой будешь? — пронзительно воскликнула женщина, заглядывая в лицо Дубовых.
— Ошиблась ты, — хрюкнул прапорщик, отворачивая гнедого от бдительной «гражданочки», и принялся лупить каблуками конские бока.
Гнедой поднялся на дыбы, чуть не сбросив с себя вора, заржал и галопом понес по деревне. Крестьянка, побежав вслед, закричала:
— Люди! Разбойник! Держи разбойника!!! Мужа убил, коня забрал!!!..
Из домов высыпали мужики и бабы. Самые прыткие парни метнулись во дворы, к стойлам, вскочили на лошадей, бросились в погоню.
У прапорщика была минутная фора. Он вылетел из деревни и направил коня к роще, намереваясь там спрятаться. Обернувшись, Палваныч увидел шестерых всадников, следовавших за ним. Конокрад взгрел гнедка.
До рощи оставалось метров пятьсот, когда Дубовых стал различать крики и улюлюканье преследователей.
«Нагонят!» — понял вор.
— Черт бы вас побрал! — заорал Палваныч, неистово колотя пятками коня.
— Товарищ прапорщик! — услышал Дубовых знакомый писклявый голос за спиной. — Всех побрать я не смогу, многовато будет.
Конокрад скосил взгляд и увидел за спиной черта, а спустя мгновение почувствовал: рогатый обхватил его грудь, стараясь не свалиться с гнедка.
— Ты кто?! — задал Палваныч идиотский вопрос.
— Аршкопф, товарищ прапорщик! — радостно провизжал черт. — Для исполнения вашего задания прибыл!
Гнедой почуял нечистую силу и припустил еще быстрее.
«Проклятье, снова спятил в такой ответственный момент…» — сокрушенно подумал прапорщик.
— Ой-е! — затравленно взревел он, видя близость погони. — Как бы их остановить?
— Разрешите исполнять? — пискнул черт и, не дожидаясь ответа, соскочил с коня.
Проворно приземлившись на копыта, рогатый развернулся к преследователям. Расставил черные мохнатые руки. Заорал:
— Стоя-а-а-а-а-а-а-а-ать!!!
Лошади завращали шальными глазами, истошно заржали, остановились испуганно, сбрасывая седоков.
— Домо-о-о-ой марш!!! — закрепил успех черт. И лошади помчались к деревне.
Сброшенные всадники поднимали головы, стараясь рассмотреть, кто же преградил им дорогу, но в поднятой конскими копытами пыли мелькнул рогатый силуэт да растворился, будто ничего и не было.
Прапорщик влетел на гнедке в рощу. Замелькали деревья. Ветки били в лицо Палваныча, царапая лоб и щеки, норовя выколоть глаза. Дубовых пригнулся, прижался к потной конской шее. Зашептал, успокаивая:
— Тише, тише, мальчик, чуть помедленнее… Умоляю…
Ни криков, ни топота копыт сзади не было.
Зато впереди возникла черная фигурка Аршкопфа.
— Задание выполнено, товарищ прапорщик! — отрапортовал на ультразвуке черт.
Его голос произвел мгновенное действие: конь встал как вкопанный.
Палваныч стартовал по идеальной гиперболической траектории, словно толстая плешивая ракета класса «седло-воздух». Аршкопф задрал голову, наблюдая величественный полет Мастера над презренным своим рабом…