Флаг вам в руки!

— К Всезнайгелю… — вспомнил продавец. — А Ни-колас, по слухам, как раз у него остановился…

— Ну?

— Че, правда, ты?!

— Я тебе об этом и толкую.

— Во дела! — торговец-игрушечник вышел из-за прилавка, внимательно оглядывая Колю. — А штандарт у тебя высокий?

Коля поднял руку, указывая высоту.

— Все, завтра же у меня будут первые Николасы!

— Не забудь подарить одного! — улыбнулся солдат. — И назови мне свое имя. Хоть нормально познакомимся, наконец.

— Ринкранк, к твоим услугам!

— Очень приятно, — Коля пожал руку торговца. — Ну, Ринкранк, счастливо!

В дом Всезнайгеля рядовой Лавочкин явился бизнесменом.

А герольд Клаус уже отрапортовал хозяину о неудачном исходе переговоров с Николасом Могучим.

Разочарованный граф Шроттмахер метался по покоям, испепеляя герольда взглядом.

— Так и сказал? Щенок! Каналья! Свинская рожа!..

— Однако, как я только что докладывал, юноша подкрепил свой отказ весьма вескими доводами, — тихо вклинился в поток графской ругани Клаус.

— Пообещай ему денег, титул, поместье! Я готов оплатить ему даже ночь с маркизой Знойненлибен…

— Боюсь, что это бесполезно.

— Если не устроишь мне бой с этим сосунком, — прорычал рыцарь, — я убью тебя самым страшным образом, пока еще не знаю каким. Я не шучу, Клаус. Ты свободен. Ах, да! И напиши мне новую сереьаду. Надо проехаться по девочкам…

Вспотевший герольд вышел от графа и прислонился спиной к двери. Дело принимало гадкий оборот. Если Шроттмахер что-то обещает, он делает.

Зайдя в трактир, Клаус заказал кружечку пивка. Под пиво шустрее соображалось.

«Заставить юнца согласиться на поединок… Заставить юнца… Заставить… — твердил герольд. — А как? Ну, например, взять в заложники его семью… Нет у него семьи!.. А почему у него нет семьи? Да потому что он, по слухам, явился из Зачарованного леса несколько дней назад… Просто вот взял — и явился. И начал чудотворничать. А где он начал подвиги совершать? Все говорят, в Жмоттенхаузене. Якобы тамошние жители объявили его своим почетным гражданином и символическим старостой. Якобы все о нем знают… Вот-вот! Значит, наведаемся туда и выспросим. Кто, откуда, зачем, и в чем слабина. А слабина, она всегда найдется!»

Герольд не стал допивать пиво, бросил несколько монет на стол и направился к выходу. Но потом вспомнил про серенаду. Вернулся, сел, спросил у трактирщика бумагу, перо и чернила.

Просьба была мгновенно исполнена.

— Милейший, — Клаус мановением руки остановил служку, когда тот поставил на стол чернильницу. — А есть ли у вас танцовщицы?

— Есть, господин, только они выступают по вечерам.

— Я щедро заплачу за одну! Чтобы она исполнила для меня танец, прямо здесь, на столе.

Слуга графа высыпал перед служкой пригоршню талеров.

— Сию минуту!

Менее чем через минуту перед Клаусом танцевала обворожительная дамочка в красной юбке. Ей аккомпанировал страхолюдный лютнист с безысходно висящими тонкими усиками.

Игра усатенького разочаровывала пуще внешнего вида: темпа не держал, фальшивил, беспорядочно смешивал обрывки разных мелодий…

Клаус хлопнул еще эля и застрочил красивым почерком, стараясь не слушать жалкую пародию на музыку.

Пару раз герольд испытывал легкое затруднение с рифмой. Тогда он поднимал пылающий поэтическим огнем взор туда, где трепетала красная юбка, и вдохновение вновь откуда-то слетало к разгоряченному стихотворцу.

Я встретил вас и все. Алоэ

В ожившем сердце расцвело.

Я вспомнил время молодое,

И стало печени тепло.

Я буду долго гнать. Былое

Топтать, и сердце разобью,

И вспоминать тебя пред аналоем,

И звать тебя, как молодость свою!

Я вас люблю! Чего же боле…

Ах, если бы в неделю раз…

Я вяну, как осенние левкои,

Я сохну без твоих глубоких глаз!

Я вас любил… Бывало и такое.

Я молод был, горяч, неутомим,

Но ныне вижу на окне у вас алоэ,

Не дай вам Бог, подаренный другим…

Перечитав написанное, Клаус сморщился, словно чернослив. Куда большее влияние на музу герольда оказала ужасная лютня, нежели прекрасная танцовщица. Алоэ…. Хорошо хоть не «розы-морозы»… А ритм? А съезжание на ты?..

Поэт хотел порвать гадкое творение, но потом сунул в карман: «Подредактирую дома». Встав из-за стола, бросил музыканту талер:

— Купи себе метроном, убийца. И стремительно покинул трактир.

Выскочив из питейного заведения, Клаус чуть было не сшиб с ног идущую мимо маркизу Знойненлибен.

— Потише, — раздраженно воскликнула она.

— Простите великодушно, — пробормотал герольд я растворился в толпе.

— Хам.

Она прошла по улице к Зеленому рынку и позвонила в дверь Тилля Всезнайгеля.

— Здравствуйте, госпожа, — поклонился возникший на пороге слуга мудреца. — К сожалению, хозяина нет дома, и, скорее всего, он вернется поздно.

— Привет, Хайнц! Я, вообще-то, не к Тиллю. Слуга вопросительно посмотрел на маркизу.

— Я к Николасу, — пояснила та.

— О! — Хайнц посторонился. — Прошу входить. Дама впорхнула в дом. Пока слуга запирал дверь, она прошла в гостиную. Хайнц схватился за голову: ведь там только что сидели беседовавшие Николас и беглая принцесса!

К счастью, Катринель не расставалась с шапкой-невидимкой, поэтому маркиза Знойненлибен застала Николаса Могучего в мнимом одиночестве.