Флаг вам в руки!

— Граф, — сказал он. — Я брал с вашего герольда клятву о том, что в обмен на мое согласие участвовать в поединке ваша сторона предоставляет мне способ вернуться на Родину, в мой мир… Если он соврет, то пусть станет Курочкой Рябой.

— Полно вам, барон, — скривился Михаэль. — Я вам сейчас поклянусь, что я женщина. Смотрите: клянусь, что я женщина, иначе быть мне конем! Ну, иго-го?

— Я, честно говоря, шутил над вашим Клаусом… Значит, про могущественного колдуна, который вернет меня домой, он соврал…

— Уважаемый Николас, я приношу свои извинения, — граф с сожалением покачал головой. — Клаус делился со мной вчера, здесь, после боя, что за ложь он вам продал. Я без всяких шуток признаюсь: у меня нет знакомых могущественных колдунов. И мне жаль… Я так хотел этого поединка. Как мальчишка. Вот он и соврал.

Солдат с грустью поглядел на Михаэля, потом на курицу.

— До свидания, граф. Я должен идти. Поправляйтесь скорее.

Слуга проводил парня к выходу. Шроттмахер чувствовал себя обманщиком.

Лавочкин брел к Зеленому рынку, печально повесив голову. Картинка получалась препоганейшая. В начале куриной истории Коля растерялся, но стоило Михаэлю обмолвиться, что он знал об обещании Клауса, и до парня мгновенно дошло: граф и его герольд придумали и разыграли для него спектакль с рябой курицей и якобы золотым яйцом. За простачка держали. Думали, он поверит в их сказочку. Ну, что ж… Не впервые люди отказываются платить по счетам. Бог им судья. Теперь вся надежда на Всезнайгеля.

«А я-то раскатал губищу, — горько усмехался солдат. — Попросить об отсрочке хотел. Лох, чистой воды лох»…

Желая хоть немного взбодриться, парень отправился к лавке Йорингеля.

Скорняк радостно поприветствовал делового партнера.

— Видите, Николас, мой листок? — чуть ли не кричал мастер, размахивая перед Колиным носом исписанной бумажкой. — Это заказы на остатки вашего птицеящера.

— Здорово, — проговорил солдат, пытаясь натянуть на лицо улыбку.

«Натягивай на чурбан улыбку или не натягивай, все равно чурбаном останется», — мысленно казнил себя парень.

— А это, — скорняк выложил на прилавок большой мешочек с талерами, — остаток моего долга. Господин Николас, мы с вами почти богатеи!

— Да-да, Йорингель, — пробубнил Коля. — Почти богатеи…

— У меня есть просьба… — начал мастер, но осекся. — У вас что-то случилось?

— Нет, Йорингель, не обращайте внимания. Временные трудности. Что за просьба?

Скорняк слегка стушевался, однако сказал:

— В общем, у клиентов сложилось ощущение, что мы с вами — постоянные партнеры. Мы говорим: «Кожаные изделия от Йорингеля», подразумеваем «От Николаса». Я подумал, а почему бы нам не остаться партнерами впредь?

— Я бы с радостью, только больше не охочусь.

— Вы не понимаете. Я имел в виду другое: пусть ваше имя останется на вывеске и ярлычках, а я стану отчислять вам долю. Например, талер с каждых двадцати. Еженедельно. Я не обману!

— А! Вот вы о чем! — воскликнул Коля. — Не возражаю. Конечно, я вам верю, и мастер вы замечательный. Я должен исчезнуть на неопределенное время. Если не объявлюсь в течение года, моя доля — ваша. По рукам?

— Естественно!

С этого дня барон Николас Могучий стал лицом и брэндом скорняцкой лавки Йорингеля.

Взяв мешок с причитающимися за птицеящера деньгами, солдат навестил игрушечника Ринкранка.

К Колиному удивлению, в палатку стояла очередь из пяти человек: три пацана, женщина и мужчина.

Пока настоящий Николас беседовал с Ринкранком, каждый из покупателей взял по игрушечному. Маленькие Николасы стояли на прилавке плотными рядами, а остальные рыцари сиротливо притулились сбоку. Мастер ловко поставил на места купленных новые фигурки. Очень кстати: подбежала новая стайка детей, зазвенели талеры.

Ринкранк радовался жизни не меньше Йорингеля. В карман солдата перекочевал небольшой мешочек с его долей выручки.

— Как договаривались, по талеру с пяти, — пояснил мастер. — Другие игрушечники тоже стали тебя делать, но я был первый, ко мне идут лучше. Еще по городу бродит слух, что я делал свои фигурки прямо с тебя, а ведь так оно и есть! Вот народ и идет в мою палатку. Правда, я снизил цену до четырех талеров за штучку.

— Ринкранк, слушай, с сегодняшнего дня считай мою долю как один с двадцати, — предложил Коля. — Не возражай. Я уеду и могу не вернуться…

И солдат повторил те же условия, что предложил и Йорингелю.

Игрушечник был на седьмом небе.

Лавочкин же не был в сильном восторге. Да, он срубил кучу бабок и вообще проявил себя как опытный игрок в «Монополию». Но к радости добавились две ложки дегтя. Во-первых, позорное надувалово со стороны Клауса и графа. А во-вторых, рядовой никогда и не планировал заниматься бизнесом! Солдат испытывал чувство сродни стыду, хотя не объяснил бы внятно — перед кем и за что.

Не в деньгах счастье.

Слуга мудреца Хайнц встретил Лавочкина в прихожей и промолвил неизменно грустным тоном:

— Барон Николас, Тилль хочет вас принять в своем кабинете. А в гостиной жаждет встречи маркиза Знойненлибен. Она осведомлена о том, что мудрейший ждет вас, поэтому любезно согласилась скоротать свой досуг в одиночестве.