– Понятно, ну что ж, этой мисс…
– Уокер.
– Мисс Уокер придется с вами еще повозиться. Мы свяжемся с вами по телефону в ближайшее время, когда продвинемся. Думаю, дня через три уже все решится.
– А раньше никак?
– Мистер Флоренс, – серьезно процедил человек в форме, – вы не единственный, кто обращается в полицейский участок. А с такими пустяковыми проблемами…
– Пустяковыми? – Эдмунд вскочил на ноги. – Да что вы знаете о моем горе? Вы, зажравшийся воспоминаниями! Вы и понятия не имеете о ценностях, какие хранит память, самое надежное хранилище в человеческом теле, а когда ту украли… Да что перед вами распинаться! Никто, абсолютно никто не в силах понять этой опустошенности. – Ноги подвели, и Флоренс ослабленно опустился на стул. – Была личность, а затем затерялась среди бесконечности, что ни за что не вернет украденное.
– Закончили? – Мистер Росс устало усмехнулся.
– Мог бы сказать и больше, да в вашей голове ничего не уложиться.
– Постарайтесь уложить в своей следующее: если вы потеряли память, то это не значит, что вас освободили от ответственности. Всегда помните, с кем разговариваете.
Вцепившись в края стола, покрасневший Росс навис скалой, грозящей вот-вот сбросить валуны, над Флоренсом.
– Что ж, надеюсь, результаты будут более чем потрясающие, потому что я чертовски хочу знать о себе все.
С удивительным спокойствием и годностью побежденного, отказывающегося признавать себя таковым, заключил Эдмунд и затем, специально выпрямив спину, направился прочь, уверенный в том, что, может, его и осадили словесно, но просьбой его обязательно займутся. Громкий хлопок дверью на прощание – пушечный снаряд, подло нацеленный побежденными на толпу командиров победителей – отозвался эхом раздражением на лице мистера Росса.
– Ну и ублюдка же вы подобрали.
– Он хороший человек, правда. Лишь камень не нервничал бы на его месте, – выгораживала того Эбигейл.
Блеск металла и стекла. Море яркого солнца, хоть купайся в этой желтизне, что ласкает теплотой мнимой любви. Подошву ботинок обжигает горячий асфальт – день оборотами мощного космического двигателя приближается к своему пику. Круглый, обустроенный человеческим родом шарик подставил жару Солнцу один из остывших за время ночи обитаемых кусочков, окруженных синей соленой водой.
– Вам чем-нибудь стоит заняться, – догнала Эбигейл одиноко шествующего и внимательно рассматривающего каждый дом.
– Знать бы, что было раньше.
– Да что вы уцепились за это прошлое? У вас что, нет настоящего и будущего?
– Но ведь нельзя бросать…
– А вы возьмите и бросьте, – нетерпеливо перебила та, – найдите новое занятие.
Эдмунд пожал плечами и пошел дальше как ни в чем ни бывало. Когда они свернули на грязный переулок, вынырнув из плотного потока воды, Эбигейл вдруг ни с того ни с сего заметила:
– Мы все варимся в одном котле, под одним огнем. Бултыхаться в теплой воде или стремиться из заведомо закипающей – главное людское различие.
Тему Флоренс не поддержал, сразу же переменил:
– Нет вы заметили, как тот на меня брезгливо смотрел?
– Просто он не понимает вас и полон серьезными заботами, – оправдывала мистера Росса Эбигейл, быстро семеня, когда Флоренс намеренно не замедлял шаг. Платье девушки от быстрой ходьбы и встречного ветра развевалось бело-голубой пышностью.
– И не собирается вникать в суть! В том человеке напрочь исключены такие понятия как сочувствие, уважение, милосердие и прочие другие.
– Но ведь и вы тоже отказываетесь понимать его.
– Может быть, – неохотно согласился тот.
Осознание собственного потребительского эгоизма оставалось для него недоступным.
– Какие планы на вечер?
– Попробую разыскать ту вчерашнюю девушку.
– Очень верю, что у вас все получится, – обиженно процедила Эбигейл.
Чем больше Флоренс отстранялся, тем сильнее Эбигейл хотелось нагнать его, приписывая мужчине несуществующие качества, что еще больше подстегивали, приманивали, упорно твердя, будто последняя надежда на счастливую жизнь бесследно уходит… И все же попытка догнать Флоренса была настолько бессмысленна, как попытка космического корабля превысить скорость света. Легкий ветерок бушевал со свойственной ему слабостью, легкие его порывы приподнимали небольшие клочья неприкрытых головными уборами волос. С печалью моряка, следящего за тем, как удаляется родная земля, Эбигейл наблюдала за недоступными мужскими губами.
– Почему вы избегаете меня?
Тот продолжал идти как шел, разбрасывая любопытство направо-налево, будто никто и не тревожил требовательно-упрекающим вопросом.
– Потому что раздражен, потому что вы – не мое прошлое, вы лишь непонятное расплывчатое пятно издали, но вы не часть моей сущности, вы чужак, пытающийся кой-как повлиять на меня, чтобы я заинтересовался вами, но единственное, что по-настоящему мне интересно, – это моя лента времени. Вы же, рассказав все, что знаете, более ничего дать мне не в состоянии, но я благодарю вас и за то ничего и страстно желаю, чтобы наши пути наконец разошлись.