Флакон чувств

Прозвучавшее почти что оглушило Эбигейл; она, как вкопанная, замерла тонким деревцем на месте. Маленький мир женских мечтаний разрушился, с болью впился в кожу… Оскорбленная до того предела, когда грудь более не может сдерживать крик, она, повысив голос, бросила угрозу в спину:

– Что ж, приятного вечера.

Волна гордости подхватила и понесла ее в ровно противоположную сторону, оставляя, как прощальный подарок, затихающие с каждым увеличивающимся метром отстукивания невысоких каблуках. И если Эдмунд тайно радовался, то Эбигейл знала, что муки ее только набирают обороты: участь слежки за подопытным она выбрала добровольно, надеясь сорвать куш у судьбы.

Часов в семь вечера кафе кишело людьми, заказывающими и ждущими. Запах аппетитных булочек и кофе плел уютную атмосферу. Эдмунд чудом успел занять освободившийся перед его появлением столик и более двадцати минут под видом невинно пьющего кофе гостя ворошил глазами каждое женское лицо официанток под жужжание людских голосов, перекрикивающих музыку.

– Тут у вас девушка работает. Красивая. Волосы каштановые, собранные в хвостик. Невысокая, с небольшой родинкой на верхней губе, – осмелился Флоренс, подозвав официанта, на лице которого с каждым новым услышанным словом сильнее разрасталась хитрая улыбка – будет что обсудить.

– Дарсия, более никто на ум и не приходит, – ответил тот, едва подумав.

Официант раздражал своей дурацкой привычкой теребить жиденькую бородку.

– А вы не знаете, где она живет?

Неодобрительный взгляд ответил сам за себя, чего Флоренс упустил из вида, продолжая наблюдать теперь за каждым: его интересовало как люди едят и пьют, как некоторые, запихнуть кусок булки в рот, под давлением голода неуверенно прикасаются к выпечке, медленно отрывая маленькие кусочки зубами и тщательно пережевывая, сверля глазами коричневый простор стола.

– К сожалению, сэр. Что-нибудь еще желаете? Может, клубничный чизкейк? Сегодня они превосходны, берут нарасхват. Их всего-то осталось все около пяти штук!

– Они правда настолько хороши?

– Еще бы, взгляните вот туда.

За соседним столиком и вправду блондинка отламывала пластмассовой вилкой кусочки клубничного чизкейка.

– Хорошо, принесите один, пожалуйста, и счет тоже.

Особого впечатления десерт не произвел, но это был тот вкус, который выпал из памяти и теперь открылся вновь, в первый раз, даря удивление, первые эмоции, чтобы уйти на полку непривлекающего.

Всюду шелестели языки, двигались розовые губы, блестели зрачки; людское оживление навешивало своим количеством на одиночку ярлык изгнанника, который, несмотря на жгучее желание ворваться в ауру этих льющихся слов, изречь свои идеи и завоевать даже самое ничтожное внимание, никак не улавливал сути. Смех ото всех сторон действовал криком на и без того напуганного. Головокружение. Окна, а вместе с ними разноцветные автомобили, по-разному разодетые прохожие, дома, деревья, столы, стулья, головы – все кружилось бешеным ритмом, размываясь в одну сплошную небрежную кляксу красок. Стул напротив заскрипел, отодвигаясь, чтобы на нем смогла воссесть величественная скука – главный человеческий порок, скрывающийся под множеством масок: ложная усталость, когда, на самом деле, отсутствует заинтересованность или целеустремленность, обычная скука, когда привычка бездействовать – образ жизни, занятость неважными, пагубными делами, отбирающими время под предлогом какой-никакой, но бесполезной занятости, и бесконечная коллекция прочих. Жизнь – это не только выживание, это еще и незатухающая до самого конца борьба с самим собой.

– Ваш счет, сэр.

– Благодарю, – через силу выдавил Эдмунд, все еще пребывая в таком страхе, когда от боязни наворачиваются прожигающие роговицу слезы.

Руки не слушались, тряслись. Пара монет выпала из кошелька на стол. Громкий. Ужасающе громкий звон, самые большие колокола и то тише бью в период затишья. Молодой человек в форме стоял над душой в ожидании. Наблюдение за неуверенностью явно привлекало эту несчастную душу, чтобы мысленно поставить самого себя выше другого незнакомца в погоне за самоутверждением. В растерянности Эдмунд даже не обратил внимание на то, сколько он сунул: доминировало желание скорее укрыться от нависшей тучи. Когда же официант ушел, он случайно обратил внимание, как тот незнакомец, уместившийся у противоположной стены, широко и глупо улыбаясь, рассчитывается, весело делая шуточные замечания и тряся жилистым пальцем перед носом официантки.

Телефон. Спасительный номер. Есть лишь один человек, готовый по первому звоночку сорваться с цепи, броситься с головой в омут, чтобы как угодно провести вечер и даже ночь. Как на зло, гудок тянулся продолжительно, почти что нескончаемо… Тишина в трубке – она ответила. Молчит, говорить первой, видно, не собирается. Обида грызет изнутри – этого не понимал Эдмунд, считая себя тем божеством, ради которого бескорыстно действуют.

– Свободна прямо сейчас? – Наконец выдавил он с диким волнением подростка, пытающегося впервые познакомиться с девушкой.

– Нет.

– Почему?