Читаем Фламенка полностью

Не даст, ее хитро осиля.

Ненодозрителен ничем,

Словно затворник, жил Гильем:

В храм прибегая утром рано,

У дон Жюстина, капеллана,

Он, осенясь крестом, из рук

Брал колокольчик. И не вдруг

Благовестил, хоть ловким он

3830 Был звонарем; но только звон

Затихнет первый, бил он снова

В колокола, и от второго

В восторге стены колоколен

И храма были. Столь доволен

Им дон Жюстин, что предложил

Набраться после службы сил

И в комнату за колокольней

Провел, где отдыхать привольней,

А спал в ней прежде Никола,

3840 И устлана она была

Вся камышом. Гильем не может

Заснуть: теперь его тревожит,

С какими подойдет словами

Он в миг благословенья к даме.

"Амор, - зовет он, - где вы? что вы?

Иль что сказать ей, не готовы

Мне посоветовать? Иль нет

Вновь дела до моих вам бед?

Оглохли? разума и прыти

3850 Лишились? онемели? спите?

Иль просто тешит вашу спесь,

Что ни на что ни я, ни весь

Мир этот не имеет прав?

Иль сделаете, как, послав

Апостолов, сказал господь:

"Никто себя не озаботь {146}

Тем, как ответствовать царям,

Ибо открыто будет вам"?

Апостол и перед владыкой

3860 Не знал боязни столь великой,

Как я: страшусь попасть впросак

Пред той, что мне желанна так,

И все же дело я посмею

Начать: удастся ль вам затею

Осуществить, чтоб без осечки

Все выразить в одном словечке

Я мог, сказав его украдкой?

Оно должно быть просто, кратко

И, брошенное впопыхах,

3870 Понятно той, что сердце в прах

Повергла. Мне, меж тем, на ум

Оно нейдет: чем больше дум

О нем, тем дальше я от цели.

Безумье быть сейчас в постели!"

Тут он выходит, на замок

Дверь закрывая: под порог

Ключ, как условлено, им спрятан,

Откуда дон Жюстином взят он

Мог быть. Послал слугу Видаля

3880 За солью и водой вначале

Гильем, чтоб освятить ее

Поздней, и, рук прервав мытье,

Ибо священник пробудился,

Принес воды, чтоб он умылся.

Вот ими начат первый час;

Потом пропели третий {147}; враз,

Как повелось, в колокола

Забили - к мессе подошла

Вся паства. И особняком,

3890 Когда был храм набит битком,

Энс Арчимбаут пришел, последний;

Вмиг отменил бы - чтоб с обедней

Покончить - праздники все сплошь он

И воскресенья. Весь взъерошен,

Глядел он дьяволом с картины:

Его любви не без причины

Боялась так Фламенка - дама

Быть может в ужасе, коль прямо

В глаза ей смотрит дьявол сам.

3900 Она за мужем входит в храм,

Опять в своем как бы чехле.

Гильем все видит; на земле

Он ничего не соизмерит

С тем, что пред ним. Кто мне не верит,

Тот для меня сам пустобай,

Каких он клятв мне ни давай.

Гильем был в службе дока, он

Евхаристический канон

Знал проскомидии под стать {148}.

3910 Священник проповедь читать

Не стал, ни праздников седмичных

Не объявил. На мелодичных

Гильема голос был; когда

Он Agnus Dei {149} без труда

Пропел, то, по обыкновенью,

Взял дискос для благословенья {150}

И дал хозяину сперва,

На хорах бывшему; едва

Придя к нему, был дискос дан им

3820 Внизу стоявшим горожанам

И обошел весь храм. Интригу

Гильем затеял: ищет книгу

Свою, а сам настороже;

Взял дискос н'Арчимбаут уже,

Когда в закут, где под замком

Был клад, пошел он прямиком

Ведь н'Арчимбаута целовать

Не мог он, ни благословлять.

Слез с хоров - господи помилуй,

3930 Ибо досель с такою силой

Его тревога не гнела.

К Фламенке, не подняв чела

И глаз, чтобы куда не надо

Не бросить ненароком взгляда,

Идет, решив, что все готово

К тому, чтоб хоть промолвить слово,

Коль не затеять разговор,

И пусть ведет его Амор:

"Коль путь туда он не наметит,

3940 Где моему желанью светит

Надежда, веры нет ему;

Попытку все ж я предприму.

Амор ловить умеет случай,

Но чем желанье в сердце жгучей,

Тем действует ленивей он".

Вот каково, когда влюблен.

И наконец Гильем пред дамой.

Она псалтырь целует; в самый

Тот миг он прошептал: "_Увы_!"

3950 Не поднимая головы,

Но так, чтоб дама услыхала.

Гильем удачным счел начало

И прочь пошел, склонясь смиренно.

Сто рыцарей одновременно

Сразить в турнире он сумей

И захвати пятьсот коней,

Столь полно б не был он доволен

Влюбленному дарить не волен

Никто такое торжество,

3960 Как та, что в сердце у него.

Священник даром не судачил,

Спев мессу, но молитву начал

Полуденную, как всегда.

Гильем, держа псалтырь, туда,

Как будто чтеньем одержим,

Глядел; но, расставаясь с ним,

Поцеловал листок сто раз,

Гордясь своим _увы_! Тотчас

Наружу н'Арчимбаут выходит

3970 И, как всегда, жену уводит,

Стремясь покинуть храм скорей.

Гильема взор и сердце к ней

Влеклись, вобрав в себя влеченье

Его. Сложил он облаченье

И, спрятав чашу в верном месте

И дискос, удалился вместо

С хозяином, за ними вслед

Священник. Кончился обед,

Ушли хозяин и Жюстин,

3980 И в доме вновь Гильем один.

Прошел, когда поели слуги,

Он в комнату, где на досуге

Мечтал, - чуть не сказал: в альков.

Ногами дрыгать он готов

От счастья, что дан ход затее;

Будь дольше, было бы полнее

Оно: вот он уже в тревоге

Ведь у влюбленных на пороге

Задержка счастья коротка,

3990 Точь-в-точь у двери игрока.

Сменило песню сердце вскоре:

"Увы! что ж не умру я в горе?

Амор, меня ты чуть продвинул,

Очко вместо шестерки кинул {151}!

Был ей неслышен и врасплох

Застал мой непонятный вздох,

Разбиться сердцу было впору.

Не прятала бы дама взора

И голову могла поднять

4000 И не закрылась бы опять,

Когда бы звуки достигали

Ее ушей. Клянусь, в вуали

Моих причина неудач.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной. В то же время немало участников сборника к началу войны были уже вполне сформировавшимися поэтами и их стихи по праву вошли в золотой фонд советской поэзии 1930-1940-х годов. Перед нами предстает уникальный портрет поколения, спасшего страну и мир. Многие тексты, опубликованные ранее в сборниках и в периодической печати и искаженные по цензурным соображениям, впервые печатаются по достоверным источникам без исправлений и изъятий. Использованы материалы личных архивов. Книга подробно прокомментирована, снабжена биографическими справками о каждом из авторов. Вступительная статья обстоятельно и без идеологической предубежденности анализирует литературные и исторические аспекты поэзии тех, кого объединяет не только смерть в годы войны, но и глубочайшая общность нравственной, жизненной позиции, несмотря на все идейные и биографические различия.

Алексей Крайский , Давид Каневский , Иосиф Ливертовский , Михаил Троицкий , Юрий Инге

Поэзия