Но архидьякон молчал, все еще посматривая на толпу с задумчивым не ко времени видом, а палач, повинуясь колоколу Собора святого Павла, начавшему в этот момент отсчет двенадцати полуденных ударов, уже бросил на ветки и поленья под священником, горящий оранжевым пламенем факел. Сухая древесина быстро поддалась огню и уже скоро его языки поднялись до ног Люциуса, а мгновение спустя охватили его целиком. Но архидьякон, высоко держа голову, взирал на площадь таким чистым взором, словно совсем не ощущал боли от снедающих его огненных всполохов.
— Я приму сей очищающий пламень, — вдруг раздался из центра яростного костра его громкий, выразительный, но, что удивительно, ни мало не искаженный страданием крик, — дабы познали его и вы!!!
И только прозвучали над площадью святого Павла эти, подобные трубному гласу, слова, как прикованного к столбу священника захлестнуло высокой вспышкой пламени: два огненных столба взметнулись ввысь, будто неведомое существо из яркого обжигающего света воздело над архидьяконом свои пылающие крыла и расправило их для полета. Взмах же этих крыльев обдал окружающих столь неимоверным жаром, что даже у людей, стоявших в нескольких десятках метров от костра, заслезились глаза. А когда яркость и жар огня спали настолько, чтобы на него можно было смотреть не жмурясь, все ясно узрели, что столб посреди костра… опустел.
Пораженные и напуганные столь странными явлениями горожане, торопливо расталкивая друг друга, стали быстро расходиться, и когда толпа вокруг места казни архидьякона изрядно поредела, посреди площади вдруг обнаружилось недвижное тело женщины средних лет. То была миссис Скин, и по остекленевшему взгляду ее широко раскрытых глаз, можно было с точностью сказать, что умерла она от страха.
***
О случившемся на площади Собора святого Павла, в Лондоне старались не говорить и даже не вспоминать: пропавшее со столба тело архидьякона, странная смерть женщины и словно оживший пламень — были тому достаточными причинами. Всю последующую за казнью неделю жители Лондона пребывали в каком-то безотчетном страхе, в них сквозило напряжение и при встрече со знакомыми они начинали разговор не с вопроса «Как дела?», а «Все ли у вас в порядке?». Суеверия ли явились для того поводом или нечто иное, но после необычной казни обвиненного в колдовстве священника лондонцы чего-то опасались. И как оказалось, не зря…
Все началось на Пудинг-лейн, в хлебопекарнях Томаса Фаринера.
***
Наступала осень, ночи становились прохладнее, и поздним вечером 1 сентября 1666 года служанка Фаринера мисс Жанна Обклэр растапливала камин, дабы обогреть перед сном дом. До какого-то момента все происходило как обычно: Жанна кочергой помешивала тлеющие в огне головни и подбрасывала в жерло камина новых дров, чтобы поддержать в нем согревающий пламень. Но вдруг, девушке почудилось, будто она увидела на оконном стекле странный отблеск света. Он был, несомненно, порожден огнем, но, как ей показалось, исходил он не изнутри комнаты, где она сидела перед камином, а откуда-то снаружи, с затянутой темнотою улицы.
Боясь воров (ибо Томас Фаринер был весьма состоятельным человеком) Жанна взяла вместо факела горящую головню из камина и опасливо приблизилась к окну, посмотреть, что же за ним может излучать такой свет, а разглядев, наконец, его источник, в страхе взмахнула руками, выронила из рук пылающее поленце и, с криком ужаса отпрянув на несколько шагов назад, упала посреди комнаты.
На крик служанки сбежались почти все обитатели дома, и, ворвавшись в комнату, узрели страшную картину бушевавшего там пожара. Начавшись с одной лишь головни, он уже облизывал языками своего пламени стены всего помещения, и никто даже не думал, чтобы теперь его потушить. Семья Фаринера, а вслед за ними и все их слуги, вместе с поднятой на ноги и бормотавшей про себя молитвы Жанной, устремились на чердак, чтобы перебраться оттуда на крышу соседнего здания. И не смотря на то, что огонь уже охватил дом пекаря и снаружи, всем удалось спастись. Только Жанна, стоя на парапете с округлившимися от ужаса глазами оглядывалась на окружающий ее с трех сторон пламень и, непрестанно осеняя себя крестным знамением, не решалась-таки сделать коротенький прыжок на соседнюю крышу. Казалось, будто девушка видела в огне что-то такое, чего не замечали другие и, в конце концов, поддавшись неведомому видению, повернулась лицом к приближающемуся огню и сказав сквозь слезы: «Прости», исчезла в объятиях его убийственного света и жара.
***