Флавиан

Я вошёл, точнее, вскочил в морг, лишь на полминуты опередив ворвавшуюся вслед за мной бригаду врачей. Было ощущение, что сюда сбежалось полбольницы, так рябило от белых халатов. На моих глазах завёрнутую в какие-то простыни, слабо улыбающуюся Ирину перекладывали со стола на носилки, прилаживали ей под локоть какую-то капельницу, подсовывали что-то ей под голову и всё говорили, говорили, возбуждённо и словно на иностранном языке. Когда её проносили мимо меня по коридору, я умудрился воткнуться между белохалатниками и дотронуться до Ирининой, чуть тёплой, слабо вздрагивающей ладошки. Мы встретились глазами.

— Ира! Я люблю тебя! Бог услышал меня!

Она тихо улыбнулась. По её глазам я понял, что она знает это. И, наверное, многое другое, чего не знаю пока я. И ещё я понял, что она тоже любит меня.

Меня оттолкнули.

ГЛАВА 15. ЧУДО

Около центрального входа в больницу я увидел вылезающего из фиолетовой «девятки» Флавиана. Он был в епитрахили и поручах, на груди у него висела расшитая бисером парчовая сумочка, размером с ладонь.

— Ну ты и ездок, брат Алексий! Мы с Игорем выехали всего через двадцать минут после тебя, да на «девятке», да и сам Игорь — тот ещё «Шумахер», лётчик — он ведь и в машине — лётчик. Думали, догоним тебя за К-ом, а ты вон как выдал! За машину свою не беспокойся, её сейчас Миша, младшенький Семёнов, в одну из своих мастерских на эвакуаторе везёт, у Миши три авторемонтные мастерские в Москве со всякими там мойками, шиномонтажками и запчастями. Сделает твою машинку в лучшем виде. Про Ирину я уже всё знаю, всю дорогу с Николаем Сергеевичем, главным хирургом больницы, по мобильнику связь держал. Он сейчас тоже около неё должен быть. Велел ждать нам с тобой в вестибюле. Как только можно будет, пойдём к ней, причастим, я вот, — он показал на сумочку на груди, — Святые Дары с собой взял.

Он с радостными искорками в глазах посмотрел на меня, по-детски счастливо улыбнулся, потряс своими мощными ручищами за плечи:

— Лёшка, Лёшка! До чего ж дивны дела Господни! Ты представляешь себе, как у врачей сейчас головы трещат? Как из них «научный атеизм» с «диалектическим материализмом» вылетают? Это ведь не для тебя одного Господь чудо Иришкиного воскресения сотворил, а для всех, кто с ним сейчас столкнулся! Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение! Слава Господу за всё!

— Батюшка! Отпусти плечико! — скорчившись от боли, простонал я.

— Ой! Прости, Лёшенька, Христа ради, прости! Я и не углядел, что у тебя плечо разбито! Давай-ка попросим врачей тебя обработать! — Лицо Флавиана исказилось искренним состраданием.

— Подожди, батюшка, попозже, давай присядем. Что-то я приустал маленько…

Флавиан, поддерживая под локти, ввёл меня в прохладный вестибюль. Мы опустились на широченный дерматиновый диван, я откинулся на спинку. Немногие посетители пугливо оглядывались на нас.

— Батюшка! Это ведь правда — чудо? Ира ведь вправду была мертва?

— Чудо, Лёша! Истинное чудо! Ты сам видел, как врачи взволновались, значит, было от чего!

— А ты раньше с таким сталкивался?

— Лично — нет, хотя читал про такие случаи много, да с одним близким приятелем, отцом Игнатием из Демьянкино, подобное было.

— А что с ним было?

— Ну, с ним вообще необычный случай приключился. Ещё до настоятельства в Демьянкино служил он на окраине К-а в Погорельцеве, в церкви Вознесения Господня, как раз между больницей и кладбищем. Там даже местная шутка есть: «Способ излеченья в Погорелье прост — из больницы в церкву, оттуда на погост». Жил отец Игнатий в церковном домике, внутри ограды, в соседних комнатках со сторожем. И вот как-то ночью — стук в дверь. Обычно сторож идёт смотреть — кто там, если срочность до батюшки, тогда зовёт его. Слышит отец Игнатий, бранит кого-то сторож, подумал: «Может, нужно помочь?» Вышел, видит — на крыльце стоит босой мужчина, лет сорока, в синеньком казённом халатике, в «трениках» драных с обвисшими коленями, небритый, словом, самого «бомжового» вида. Однако спиртным от него не пахнет. А уж конец октября на дворе, холодно.

— Батюшка! Скажите ему, чтоб завтра приходил! — Сторож возмущённо ворчал. — Ишь! Исповедаться ему посреди ночи приспичило!

— Ты откуда, брат? — спросил отец Игнатий.

— Из морга, вон оттуда, — странный мужчина показал рукой на больничный забор, — меня Матерь Божья всего на два часа отпустила, я седьмое мытарство не прошёл.

Сторож смотрит на него, а сам потихоньку отцу Игнатию пальцем у виска крутит, мол, чокнутый он!

Но отец Игнатий батюшка был всегда не боязливый, посмотрел на ночного гостя. «Заходи», — говорит. Исповедал его как следует, отпустил грехи, даже причастил запасными Дарами, проводил за дверь. Тот ушёл в сторону больницы. А на следующий день пошёл отец Игнатий в морг, посмотреть, правду ли ночной гость сказал. Смотрит — и вправду, лежит его исповедник на столе в том же наряде, а бабушка-уборщица ругается почём зря: «Всё студенты-практиканты проклятущие развлекаются! Покойника в мой рабочий халат обрядили и в штаны, которыми я пол мыла! Издеваются над бабкой беззащитной!»