Фледлунд

– Ты скажешь, это невозможно, чтобы препарат переносил чужие воспоминания, но это очень революционное и опасное средство. Оно действует через фазы быстрого сна, когда человек чаще всего видит сновидения, и во время медленного сна, когда происходит «перезарядка» мозга, может корректировать серьезные психические болезни. Ребекка называла этот препарат ладаном, это был ее шифр. К сожалению, у нее развилось быстрое привыкание, и она уже не могла без него. Стала, по сути, как наркоманка, и состояние отхода от препарата называла «послесон». Это было что-то вроде ломки, когда она не могла себя воспринимать, у нее ехала крыша, никого не узнавала, била зеркала… Подозреваю, что и самоубийство она совершила в состоянии послесна, потому что совсем тронулась. В препарате есть один необнародованный синтетический компонент, который так просто не выявишь, поэтому его не обнаружили в ее крови, и орган прошел одобрение на пересадку. Ну а эксперимент «ФЕМА» провалился.

Повисла тяжелая пауза. У Ханны просто пропал дар речи, да и мир вокруг она перестала видеть. В ее голове было столько мистических теорий про сердце Ребекки и их связь, но на то, что Эрик ей поведал, никакого воображения не хватало.

– Погоди… – с промедлением начала она. – А почему я тогда видела твое воспоминание?

Эрик облизнул пересохшие губы и казался не на шутку встревоженным от того, что ей рассказал.

– Это, скорее всего, тоже свойство препарата. Он расширяет сознание настолько, что во сне ты можешь улавливать мысли тех, к кому неравнодушен, при подъеме окситоцина. Это что-то вроде телепатических галлюцинаций. Препарат в ее тканях, вероятно, среагировал на подъем твоих гормонов, и ты как-то подсоединилась ко мне. Видимо, есть какая-то субстанция в ее тканях, которая все еще хранит ее чувства и воспоминания, и все это прошло через тебя. Звучит, конечно, бредово, но, поверь, этот феномен уже наблюдался в эксперименте с другими, и пока он не поддается объяснению.

– Откуда ты это знаешь? – нервно рассмеялась Ханна. – И почему никто еще не засудил «ФЕМА» за такое?

– Я был бы рад, но пока не имею оснований засудить собственного отца. Все документы были в порядке. Ребекка подписала отказ от претензий до тестирования.

– Погоди, что ты сказал?

– Что она подписала…

– Ты сын Хенрика Фергюсона? – не веря своим ушам, спросила Ханна.

Эрик потупился и кивнул.

* * *

Ханна вернулась домой, раздавленная лавиной полуфантастической информации. Эрик сказал, что у него нет морального права такое от нее скрывать. Никто в «ФЕМА» не знал, что Ребекка согласилась на посмертное донорство, и уж тем более они не интересовались, что стало с ее сердцем. Им было достаточно подтверждения о кремации тела.

«ФЕМА» всегда была агрессивной компанией, ставящей инновацию на первое место. Именно поэтому она так быстро вырвалась вперед после кризиса девяностых, и ее препараты стали считаться золотым стандартом в лечении душевных болезней. Ханна работала в отделе локализации лекарственных средств, и с лабораториями у нее никаких дел не было. Более того, у такой огромной компании имелся жесткий корпоративный кодекс, и многие отделы даже не знали, кто чем занимается, если это не входило в их компетенцию. Про новые проекты в лабораториях Ханна слышала, что их ведет доктор Рудяк. Тоже то ли поляк, то ли словак, но главное – правая рука Хенрика Фергюсона.

И встреча с сыном начальника при таких обстоятельствах никак не укладывалась в голове. Эта семья фактически диктовала условия всей фармацевтической индустрии Европы и даже за ее пределами. Фергюсоны были настолько богаты, что если бы спускали свои деньги в унитаз, то эта процедура длилась бы много лет.

Эрик честно сказал ей, что из-за сложившейся ситуации чувствует себя ужасно, и обещал неформально поговорить с Рудяком, чтобы Ханну обследовали и что-то сделали с чужими людьми в ее голове. Ошеломленная, она сразу дала на все согласие, и он пообещал позвонить на неделе, когда что-то будет известно. Новая встреча с ним, конечно, радовала, но после всех этих новостей до собственных нелепых чувств ей уже не было дела.

Эрик отвез ее домой и распрощался, еще раз десять за все извинившись. Теперь они поменялись местами, и она уже ни в чем не была перед ним виновата. Ханна стояла перед подъездом, плохо понимая, к добру это или нет. Может, после всего этого «ФЕМА», как в фильмах, попросту упечет ее без всяких бумаг в лабораторию…

На лестнице раздались легкие шаги, а через мгновение Ханна нос к носу столкнулась с Амари. Тот был одет в свое тяжелое зимнее пальто, виртуозно заправив в ворот белоснежный шарф. Щеки были аккуратно выбриты, а в глазах сверкали знакомые лучики.

– Добрый день, Ханна! – ласково поприветствовал он ее. – Как я рад тебя видеть!