Флейшман в беде

Пока он разговаривал с Бартаком, симпатичная на вид медсестра осмотрела Рэйчел и сказала, что роды не прогрессируют, а кровяное давление, хотя еще высокое, вроде бы стабилизировалось. Медсестра сказала: «Я вам ничего не говорила, но я бы на вашем месте… стимуляция явно не действует. Если хотите избежать кесарева сечения, спросите доктора Ромалино, не следует ли прекратить стимуляцию. Скажите ему, что будете соблюдать постельный режим дома или останетесь в больнице, по его выбору, но не хотите продолжать стимуляцию». Ромалино пришел через несколько минут, и Рэйчел попросила его вернуться, когда будет присутствовать ее муж, но он ответил, что не знает, когда сможет вернуться, поскольку его ждут собственные пациенты, и должен ее осмотреть. Она сказала то, что посоветовала ей сказать медсестра, и Ромалино притворился, что, по его мнению, это разумно. Он ответил: «Вот что. Я вас осмотрю, и если раскрытие не увеличивается, мы поговорим о том, чтобы не рожать сегодня». Он позвал медсестру. Пришла та самая медсестра, которая дала ей совет. «А мы не можем подождать, пока вернется мой муж? – спросила Рэйчел. – Он скоро придет». «Я только осмотрю вас», – снова сказал Ромалино. Он надел перчатки, ввел руку ей во влагалище и вместо того, чтобы просто измерить раскрытие, полез куда-то гораздо глубже и начал там что-то делать.

– Что вы делаете? – закричала она. – Что он делает?

Медсестра держала ее за руку, гладила по волосам и упорно избегала ее взгляда.

– Что он делает? Это не осмотр! Он что-то делает!

Она завизжала, когда боль молнией пронзила все ее тело, а его рука все еще была внутри и проводила какие-то мучительные манипуляции. Наконец он вытащил руку. Рэйчел поняла, что медсестра до сих пор держит ее, и ей показалось чудовищной бессмыслицей, что она кричала, как жертва бандитов, а эта женщина даже пальцем не шевельнула, чтобы ей помочь.

Тоби сразу понял, что случилось. Ромалино порвал плодный пузырь. Согласно больничным инструкциям, женщин с порванным плодным пузырем запрещалось отпускать домой, а также, если отошли воды, стимуляцию родов прекращать было нельзя.

Дальнейшие роды прошли именно так, как предсказал Бартак: Рэйчел дали еще несколько часов на раскрытие, и из-за стресса, вызванного необходимостью раскрыться в определенный срок, она еще сильнее зажималась, будто от нее что-нибудь зависело, будто весь ее мир и ощущение контроля над жизнью не рассыпались в прах за последние пятнадцать минут.

В полночь из нее извлекли новорожденную девочку. Ребенка поднесли Рэйчел по эту сторону синей занавески, опущенной на ее тело, чтобы она не видела собственных органов, разложенных на собственной же груди. Но Рэйчел сказала, что, парализованная анестезией от груди вниз, чувствует себя слишком неустойчиво и боится уронить ребенка. Впрочем, даже через полчаса, уже не в операционной, она не желала брать ребенка на руки. Она все время говорила, что хочет подождать, пока почувствует собственные ноги. Медсестра сказала, что Рэйчел будет полезно подержать ребенка. Рэйчел заплакала:

– Вы видели, что со мной только что сотворили? Вы хотите, чтобы я держала ребенка?

Ребенок остался в руках у медсестры, а Тоби стоял между женой и дочерью, не зная, что делать. Они с женой расцвели и принесли плод. Теперь их было трое. Тоби отвечал за эту третью. Рэйчел могла сама о себе позаботиться. А новорожденная девочка не могла. Медсестра стояла, качая ребенка, и Тоби подошел и забрал его.

– Теперь вам пора ее подержать, – сказала медсестра, обращаясь к Рэйчел.

– Вы только минуту назад это говорили! Я до сих пор не чувствую ног! Как я буду держать своего ребенка, если не чувствую ног?

Но тут Рэйчел перевела взгляд с Тоби на медсестру, потом снова на Тоби и увидела нечто тревожащее. В их глазах читалось, что она ведет себя ненормально и что если она сейчас же не придет в норму, случится что-нибудь плохое, и она протянула руки:

– Дайте.

Первые полтора часа жизни Ханна провела вне материнских объятий, и с тех пор Рэйчел постоянно твердила: всё, что с Ханной не так (хотя что именно? Редкие детские истерики? Отказ есть пиццу с овощами? То, что она не любила балет так, как хотелось бы Рэйчел?), вызвано тем, что им не дали установить нормальную связь матери и ребенка. Собственная мать девочки отказалась взять ее на руки. Что это за человек, который на такое способен? В ту первую ночь Рэйчел лежала без сна, боясь заснуть и глядя на младенца в стоящей рядом пластиковой корзиночке. Тоби спал на раскладушке в ногах кровати Рэйчел. Проснувшись среди ночи и еще толком не поняв, где находится, он услышал, как Рэйчел едва слышно шепчет в сторону корзинки: «Прости меня, прости меня».