На мальчишку-помощника – того самого, неловкого, он даже не взглянул, как будто его и вовсе не было в комнате. Оставив притихшего сына сидеть за столом на грубо сколоченном табурете, Катарина сунула в руку одного из носильщиков мелкую монету, закрыла за уходящими докерами дверь и кинулась выполнять приказание толстяка, хотя далеко не была уверена в его профессионализме. Обычно странствующие лекари-цирюльники оказывались способны лишь на то, чтобы вырвать разболевшийся зуб или вскрыть воспалившийся нарыв, а за настоящей медицинской помощью обращались к дорогим врачам, получившим образование в университете.
Однако стоило толстяку взяться за дело, как Катарина изменила свое мнение о нем. Забрав из рук шумно сопящего помощника потертый кожаный сундучок, доктор откинул крышку и вынул блеснувший в свете очага скальпель. Вспоров набухшую от крови штанину, вынул темный пузырек Снадобья и обильно полил его содержимым ногу Фридриха выше колена. Ниже конечность была раздроблена, являя собой кошмарное месиво из мяса, жил и обломков костей. Вскрикнув от боли, муж тут же пришел в сознание, широко распахнул страдающие глаза и протяжно застонал. Лекарь строго посмотрел на Катарину.
– В доме есть вино?
И, скорее почувствовав, чем заметив ее легкий кивок, безапелляционным тоном распорядился:
– Неси, хозяйка, и поживее!
Катарина проворно юркнула в кладовую и тут же вернулась, держа перед собой пузатую бутыль рейнского.
– Самсон, а ты чего стоишь? – прикрикнул лекарь на помощника. – Добавь в вино маковую вытяжку, дай выпить больному и подавай инструменты! Ланцет давай! И большой резак для сухожилий!
То и дело оглядываясь на хмурящегося лекаря, мальчишка вынул из саквояжа фигурную склянку, выдернул зубами плотно подогнанную пробку, выплеснул маковую вытяжку в вино и сунул пузатую бутыль в трясущиеся руки покалеченного моряка. Дико вращая глазами и скрежеща зубами от боли, Фридрих припал запекшимися губами к горлышку бутыли и принялся глотать терпкое вино.
Катарина отвернулась, чтобы не видеть, как, сноровисто ухватив за ручку короткую пилу, толстяк четкими быстрыми движениями пилит колено ее мужа. Лео, не отворачиваясь, следил за манипуляциями лекаря во все глаза, и бывшая монахиня, стараясь уберечь ребенка от жуткого зрелища, торопливо приблизилась к сыну и мягким движением прижала его лицо к своему переднику. Но Леопольд вывернулся из материнских объятий и снова с жадностью впился глазами в доктора, руки которого проворно порхали над впавшим в хмельное забытье больным.