Флердоранж - аромат траура

— И кто что видел? — спросил Туманов. — Видели все одно и то же. Чибисов пыль в глаза активно пускал: музон, венчание с колокольным звоном, фейерверк.

— Вы поздно оттуда уехали?

— Под утро как все. Гроза началась, ливень — застолье все в дом перекочевало, но сидели все до упора.

— Вы не заметили, после того как Полина с Артемом уехали, никто из гостей не собрался тоже домой?

— Нет, не заметил. Да откуда? — Туманов покачал головой. — Там такое столпотворение было, джаз играл, танцы-обжиманцы…

— Вы-то сами танцевали?

— Ну, свадьба ведь… Вообще, я как медведь в этих делах. А, вспомнил, кто сразу же вслед молодым из-за стола поднялся ехать.

— Кто?

— Отец Феоктист. Знаете его?

— Видела в доме Чибисова.

— Он тогда заторопился из-за стола — сказал, что ему церковь надо на охрану сдавать.

— В церкви вневедомственная охрана? — спросила Катя.

— Да, зимой кто-то иконы упереть пытался, замки посрывал. Батя наш сразу жучков везде и понатыркал.

— Вы хорошо знаете отца Феоктиста?

— Неплохо, — Туманов улыбнулся. — Мужик что надо. А вы его тоже допрашивать станете? Разве милиция имеет право попов допрашивать?

— А почему нет? Потом, он сам может захотеть что-то сказать. Он ведь венчал молодых.

— А что тебе вообще дадут эти допросы-вопросы? — Туманов покачал головой. — Эх ты, деловая…

— Мы должны поймать убийцу. Как можно скорее. Он может снова кого-то убить здесь, — сказала Катя.

— Ну, положим, поймаете вы его, удача ваша будет. И что дальше? Hy посадите — не расстреляете же. Ну, будет он сидеть…

— Будет гнить в тюрьме, — жестко сказала Катя.

— Ну, сгниет, — Туманов кивнул. — Вам что, от этого легче, лучше будет? Тебе лучше?

— Речь не обо мне. Но многие, кто здесь живет, и вы в том числе, вздохнете свободнее. Разве не так?

— Ну, мы вздохнем. Чибисов вздохнет, мы с Шуркой, Островская, старухи… Конечно, каждый вечер спать ложиться, думая, что тут какой-то псих по полям бродит, мало приятного. А так вроде и страх пропадет… А хорошо это? Вон Шурка говорит: страх — Самый сильный инструмент власти, давления, подчинения. На страхе только все и держится. Глобальная ось это, основа основ.

— Павловский и раньше в своих репортажах любил пугать, — сказала Катя. — Только есть люди, которым и страх нипочем.

— Здешнему кровососу, например, — хмыкнул Туманов. — Ну, чем вы его такого напугать можете? Тюрьмой, что ли?

— Иногда для таких несвобода как раз самое страшное наказание, — заспорила Катя.

— Это для тех, кто знает, как свободой распоряжаться. А некоторым и свобода не нужна, потому что она ничего не решает, ничего не лечит. — Туманов замедлил шаг. — Ты вообще как — надолго к нам?

— А что?

— Так, ничего. Завтра суббота. Можно вечерком в Тулу махнуть — там бар один я знаю сносный.

— Вы, Костя, меня приглашаете, что ли? Спасибо, я не могу.

— Ты что, и в выходные свои тоже пашешь-расследуешь?

— Я расследую, а пашете вы — рожь сеете, скот разводите. Кстати, все спросить хочу — вам, самураю, не обидно было меч на орало перековывать?

— Смеешься все. Смешливая какая… И не скажешь, что из милиции. v

— Смеяться лучше, чем бояться, — вздохнула Катя. — Честно сказать, я у вас тут вчера вечером немножко струсила. И потом утром мне тоже много страхов разных поведали. Про свадьбу с убийством, про какие-то зловещие огни, — внезапно Катя остановилась. Буквально застыла на месте. Они с Тумановым медленно шли вдоль реки к дому Брусникиной. Слева тянулись поля. И ей вдруг показалось… померещилось, что вдали, в темноте, как и вчера, что-то мелькнуло — свет вспыхнул и погас.

Там, в полях, — Катя помнила это слишком хорошо, — была та самая проселочная дорога, на которую свернули Артем и Полина.

— Ты что? — тревожно спросил Туманов, тоже останавливаясь.

Желтый свет снова мигнул, и вдалеке послышался шум автомобильного мотора. С проселка на дачную дорогу вырулил черный джип. Его желтые фары освещали дорогу. Пятно света на миг коснулось и Кати с Тумановым.

— Чибисов, — сказал Туманов. — Сам за рулем.

— Поздно он, однако, домой едет, — заметила Катя. Это была просто машина. Там, в поле, вдали были огни ее фар…

— Тогда на свадьбе, может быть, вы видели — он не отлучался куда-нибудь? — осторожно спросила Катя.

— Он хозяин. Куда ж хозяин денется? — усмехнулся Туманов. — Правда, как жениха с невестой проводили, я его за столом что-то не видал. Там такая пьянка пошла — в дым.

— Вот я и дома, — Катя кивнула на темный брусникинский сад за шатким забором. — Спасибо; Костя, спокойной ночи.

— Ладно, пока, — Туманов постоял секунду, словно в нерешительности, потом шагнул и словно растворился во тьме.

Катя, стараясь не шуметь, поднялась по скрипучим ступенькам, толкнула дверь. Заперто, Пришлось стучать. Брус-Аникина открыла ей дверь в ночной рубашке.

— Вера Тихоновна, бога ради извините, я вас разбудила?