Флердоранж - аромат траура

— А вот возьмут как-нибудь и попробуют сообща. Зубы собирать в пыли устанешь… Между прочим, мы тут между собой с начальником отдела убийств, которым ты так утром интересовался, прикидывали — если все же оба убийства связаны, кто бы мог весь этот ужас совершить? Психологический портрет убийцы набрасывали, — сочиняла на ходу Катя. — Получается, что убийца должен быть физически очень сильным, ловким, с явно психопатическими наклонностями, подверженный приступам внезапной агрессии и… Тебе самому никого этот портрет не напоминает?

— Мне? — Туманов остановился. — А ты, девочка, не боишься мне всю эту лапшу на уши вешать? Раз я точка в точку на этот ваш… портрет похожу?

— Как видишь, не боюсь, мальчик…

— А только недавно твердила — я трусиха, всего на свете боюсь. Смелая чересчур стала?

— А что, так заметно, что я вешаю лапшу? — наивно удивилась Катя.

Туманов усмехнулся.

— Тогда в Борщовке, — Катя продолжила после паузы, — труп этого Бодуна первым обнаружил Бранкович. Он вам с Павловским ничего по этому поводу потом не говорил?

— По поводу трупа? Он потом пил запоем дней пять подряд, а потом в Москву укатил на неделю за деньгами в банк, — Туманов словно припоминал что-то. — Ну, позже мы, конечно, не раз все это обсуждали, но… Но чтобы кто-то что-то конкретное говорил — это нет. Так, чушь разную несли. Потом вообще позабыли, у всех свои дела.

Сзади послышался стрекот мотора — словно летел Карлсон. Катя обернулась: их догоняла на мопеде Полина Чибисова. То, что она гоняет на мопеде в сумерках одна и не боится, — это было четвертым открытием за этот вечер. Открытием, наполнившим Катино сердце новой тревогой.

— Добрый вечер. — Полина остановилась. Она была без шлема, в джинсовой куртке и шортах, открывавших стройные загорелые ноги.

— Привет, Полина, — Туманов кивнул. — Снова решила подрайвить? Не хило.

— Вот решила покататься… Катя, здравствуйте, а вы… куда? — быстро с запинкой спросила Полина.

— Не к нам мы, мы к Савве в гости, — усмешливо ответил за Катю Туманов. И эта его усмешка отчего-то очень не понравилась Кате. Полина низко наклонила голову.

— Александр Андреевич… он, значит, еще не вернулся?

— Я ж тебе еще когда номер его сотового дал, — снова .усмехнулся Туманов. — Возьми да звякни Шуре, узнай.

— А где Павловский? — спросила Катя.

— В город с утра уехал, у нас дела в райуправе.

— А вы к Савве? — Полина обращалась к Кате. — Я у него в мастерской люблю бывать. Раньше с Артемом приходили… Он настоящий художник. У него интересно. Можно я вас провожу?

— А тебе домой не пора? — спросила Катя. — Дома знают, где ты, волноваться не будут?

Но Полина словно и не слышала — мопед затрещал, и она медленно поехала впереди них, взяв курс на дом Бранковича.

— Ну все, теперь Шурку до вечера сторожить будет, — шепнул вдруг Туманов на ухо Кате. — А ведь завтра у них девять дней, годовщина по пацану.

— Она любит Павловского, — тоже шепотом ответила Катя.

— Это не любовь, детка, это сучья свадьба.

— Тише, зачем так грубо? Любовь — она разной бывает.

— Любовь бывает одна на всю жизнь; — отрезал Туманов. Вышло как-то напыщенно и вроде бы совершенно не к месту. Катя хотела что-то съязвить, но тут их ослепили фары встречной машины, оказавшейся знакомым бордовым внедорожником. Вернулся Павловский.

В доме Бранковича на шум мотора и громкие голоса вспыхнул на втором этаже свет, открылось окно.

— Савва, а мы все к тебе, гостей примешь? — зычно оповестил окрестности Туманов.

Они ждали довольно долго, пока Бранкович спустится, пока откроет ворота. Полина, собиравшаяся всего-навсего проводить их, сразу же загнала свой мопед во двор. Как только на горизонте появился Павловский, она, как отметила Катя, смотрела только на него одного. Остальные словно бы перестали для нее существовать. А вот Катино внимание целиком приковал к себе Бранкович. Он вышел встречать их в черном кимоно и модных сандалиях на босу ногу.

— Я так и знал, что вы не утерпите и придете прямо сегодня, — заметил он Кате тихо, интимно, с сильным сербским акцентом. — Я вас ждал. Даже сварил отличный кофе — рецепт янычар… Только вы одна из всех не бывали у меня там. — Он указал на плотно закрытые двери мастерской, размешавшейся в пристройке.

Он галантно предложил Кате руку и повел ее смотреть картины. Остальные же остались на веранде. Павловский с Тумановым обсуждали текущие дела (Туманов коротко коснулся и происшествия на ферме). Полина, свернувшись клубком в углу широкого итальянского дивана, безмолвно слушала их разговор, теребя пуговицы своей джинсовой куртки. Павловский, усталый, ленивый, красивый, время от времени оборачивался к ней, словно ждал, что она вот-вот тоже что-то скажет, но Полина молчала, и тогда ой улыбался и бросал ей что-то ласковое и совсем незначительное типа «Ну, как дела, малыш?», «Все путем, малыш». А потом спрашивал Туманова, договорился ли тот о закупке белкового концентрата.

— Завтра в десять в церкви панихида, — вдруг и вроде бы совсем не к месту напомнил Туманов. — Михал Петрович сегодня звонил. Я сказал, что мы будем завтра.