Флэш без козырей

Было некоторым утешением думать, что мне удалось хоть немного, но все-таки обмануть Линкольна, — он предположил, что во мне есть хоть искра порядочности. Так что я уже совсем было собрался ответить ему несколькими фразами о невинной душе, освобожденной из оков, но Линкольн прервал меня нетерпеливым жестом и взялся за дверную ручку.

— Приберегите все это для ангелов на небесах, — сказал он, — у меня такое чувство, что нечто подобное вам там понадобится.

С этим он вышел, и я больше не встречался с ним до той роковой ночи пятнадцать лет спустя, когда, уже будучи президентом Соединенных Штатов, он подкупил меня и втянул в дело, чуть не похоронившее мою военную репутацию (значившую в то время уже немало) и заставил рисковать своей шеей (значившей для меня неизмеримо больше) — и все ради того только, чтобы избавить Америку (не значившую ничего, во всяком случае для меня) от опасности. Но это — уже совсем другая история.

Ту ночь в Портсмуте после отъезда Линкольна я провел в яростном оцепенении. После всех усилий, потраченных на борьбу и бегство, несмотря на всю мою изобретательность, меня теперь снова отвезут в Новый Орлеан — прямо в тюремную камеру, если не куда-либо похуже. Бегать с кое-как заштопанным мягким местом я пока не мог, а приставленный маршал следил, чтобы я в целости и сохранности попал прямо в когти американского флота. Клянусь Святым Георгом, я был отчаянно зол и готов свернуть Линкольну его длинную шею. Подумать только, после всего того, что я сделал для столь обожаемого им аболиционизма, хотя и помимо моей воли и совсем из иных побуждений, ему бы следовало отпустить меня на все четыре стороны, да еще выдать фунт-другой на новые башмаки. Но все политики одинаковы, и никому из них никогда нельзя верить, потому что все они не только мошенники, но еще и более непостоянны, чем женщины. Эгоистичные животные — и все тут.

Но, по крайней мере, я все еще был жив и просто переполнен дерзостью и греховными желаниями, в то время как мог запросто умереть или стонать в цепях где-нибудь на плантации в Алабаме, а может быть, гнить на дне Миссисипи или Огайо. А в будущем, каким бы ужасным оно ни представлялось, мне оставалось только ждать и внимательно смотреть по сторонам, чтобы не упустить свой шанс, если он, конечно, представится.

На следующий день мне даже разрешили вставать с постели, и я чинно сидел на краешке стула, свесив раненую ягодицу. На меня приходили посмотреть самые разные люди — все как один аболиционисты. Мужчины жаждали пожать герою руку, а пожилые леди — даже поцеловать его изборожденное нелегкими думами чело. Все они приходили украдкой, ибо как и население всех городков в округе, жители Портсмута делились на аболиционистов и сторонников рабства, так что место моего нахождения было известно лишь горстке избранных. Они приносили мне имбирные пряники и наилучшие пожелания, а один гость даже назвал меня святым. При других обстоятельствах все это меня бы только забавляло, но теперь надо мной нависала мрачная перспектива возвращения в Новый Орлеан.

В одного из посетителей мне даже пришлось швырнуть ботинком. Это был мальчик, как я подозреваю, сын хозяев дома, который прокрался в комнату, когда я был один, и спросил: «Мистер, а это правда, что вас подстрелили в задницу? А можно мне посмотреть?» К сожалению, я промахнулся.

Еще одной неприятностью стало то, что Касси уезжала уже этим вечером. Это была не самая лучшая из моих женщин, слишком сильная у нее была воля и слишком высоки запросы, но я просто ненавижу терять хорошую любовницу, особенно если только вошел во вкус. Однако наши друзья сказали, что ей небезопасно будет оставаться столь близко от Огайо, и человек из «Подземки» взялся доставить ее до Канады. Мы даже не смогли попрощаться как следует, потому что когда она пришла сказать мне «до свидания», эта уродливая миссис Пэйн была здесь же, чтобы соблюсти приличия, а сама Касси выглядела необычно сдержанно в бесформенном скучном коричневом платье и плоской шляпке. Я понял, что она так и не сообразила, что я изо всех сил пытался избавиться от нее еще на том берегу Огайо, так как очень горячо поблагодарила меня за помощь, в то время как миссис Пэйн стояла рядом, сунув руки в муфту и одобрительно кивала.

— Кассиопея уже почти совсем оправилась после своих тяжелых испытаний, — проговорила она, — и теперь вся в радостном ожидании того мига, когда, наконец, достигнет Канады. Наши друзья проследят за тем, чтобы она добралась туда под надежной защитой и сопровождением, соответствующим ее положению. Не сомневаюсь, что эта девушка оправдает все надежды своих благодетелей и в особенности ваши, мистер Комбер.

Лицо Касси было неподвижно, словно маска, но я заметил, как ее глаза под шляпкой блеснули.

— О, я в этом не сомневаюсь, — важно ответил я, — Кассиопея — очень послушная девочка, не так ли, дорогая моя? Я нежно пожал ее руку. — Вот так, просто будь хорошей девочкой и делай все, что тебе скажут миссис Пэйн и ее добрые друзья. Молись каждый вечер перед сном и не забывай о своем… гм… положении.