Флэшмен и краснокожие

– Груар. Французское имя. Так звали ее отца, и так она назвала сына. – Он пристально смотрел на меня, в глазах его блестел веселый огонек и еще что-то, чего я никак не мог разгадать. – Неожиданность, правда? Впрочем, из всего, что я слышал о тебе – в том числе от Сьюзи Уиллинк, удивляться-то особенно нечему. У тебя незаконнорожденных детишек не меньше, видно, чем у самого Соломона.

Меня не просто смутить, но его слова обрушились на меня, как удар по лицу.

– И это неудивительно. Ты и мамаша, – меня слегка покоробило и то, как он называет ее в манере, присущей сынам цивилизации, – были любовниками летом и осенью сорок девятого, и хотя у меня нет возможности точно установить свой день рождения, она-то уж его знала. Навахо тоже не ведут приходских реестров, зато имеются показания почтенных жителей Санта-Фе, которые засвидетельствовали, что, когда мать прибыла в их город в пятьдесят пятом, с ней был сын лет пяти, Фрэнк торжествующе ухмыльнулся. – Ну что. Здравствуй… папочка!

Нелегкое, знаете ли, это дело. Он, разумеется, был прав. Я изрядно наследил по миру – особенно в Индии, да и в России живет некий граф Пенчерьевский, сходство которого с официальным отцом вряд ли выдержит серьезную проверку. И вот один из них таки объявился. Но когда незаконнорожденный отпрыск оказывается вдруг воином племени сиу, да еще с чистейшим бостонским акцентом, тут у любого нервы сдадут. Ибо теперь сомнений не оставалось. В какой-то степени потрясение оказалось не столь сильным, как после сюрприза, устроенного мне «миссис Кэнди», или когда выяснилось, что Фрэнк – ее сын. Можно даже сказать, что я предчувствовал нечто подобное. Вы можете возразить, что парень мог оказаться отпрыском любого из посетителей заведения Сьюзи в Санта-Фе, но я даже не допускал подобного. Нет смысла сомневаться в словах Клеонии и самого Фрэнка, да и внешнее сходство говорит само за себя. Мне гораздо легче удалось его обнаружить, нежели чем узнать Клеонию в миссис Кэнди. Сходство читалось в нем: в наружности, манере держаться, и вообще… в наличии стиля. А если парень был бы еще и белым…

Он по-прежнему сидел на корточках, глядя на меня со странной своей задумчивой улыбкой и ждал. Мне не дано было знать, чем все закончится, но я понимал, что надо сделать.

– Ну, – говорю я, осторожно протягивая правую руку. – Здравствуй… сынок!

Я не знал и того, как он отреагирует. Фрэнк взял мою руку, крепко сжал на миг, но блеск в его глазах мог означать все, что угодно: изумление, радость, гнев, даже ненависть. Впрочем, подозреваю, что он в тот миг просто развлекался. Юный ублюдок – употребляю слово как в прямом, так и в переносном смысле – держал меня за глотку. Разыгрывая из себя благородного дикаря, он издевался над стариком, с наслаждением наблюдая, как я корчусь на вертеле страха и недоумения, и приберег настоящий сюрприз на самый конец. О, парень оказался не промах. И хороший актер при этом, наделенный всеми необходимыми качествами: умел подготовить театральный эффект, обладал даром лицедейства, испытывал наслаждение, прищемив жертве хвост и доведя ее до белого каления. У вас глаза бы на лоб полезли, послушай вы, как он толкует про вещи, которых молодые люди вроде бы должны стесняться. О да, это был сын старика Флэши как пить дать. Даже не сбагри я его мамочку вниз по реке, встреча отца с сыном вряд ли была бы теплой. Наша порода не склонна к сильным чувствам.

Но это не отрицает факта, что нам было интересно, и, покончив, так сказать, с формальностями, мы перешли к обмену сведениями. По преимуществу, с его стороны. В нем кипело желание высказаться, и, понимая, что это заставит меня ерзать как на горячей сковородке, Фрэнк, будучи Флэшменом, не мог пропустить такой потехи. Отдавая себе отчет, что по-прежнему нахожусь в смертельной опасности, я весь превратился во внимание. Думаю, если бы весь Седьмой кавалерийский пошел в атаку на нашу пещеру, я бы даже ухом не повел.

История была любопытная, хотя не единственная в своем роде – целая куча народу на старом Диком Западе выросла вот так, как он: наполовину белыми, наполовину индейцами. Насколько ему помнилось, до пяти лет он считался плоть от плоти сиу, а потом, когда Клеония вернулась к занятию проституцией в Санта-Фе и Альбукерке, за ним стала присматривать Сьюзи Уиллинк – недурно для начала, осмелюсь заметить. Но мальчик скучал по прежней жизни и доканючил до того, что его отпустили назад, к Сломанной Луне. Приемный отец умер, когда Фрэнку исполнилось десять. Тогда Клеония отдала его в школу в Эль-Пасо, а в тринадцать отправила на Восток, поскольку в Денвере дела у нее шли в гору и она могла позволить себе дать сыну лучшее образование. Паренек оказался необычайно смышленым и поступил в Гарвард, где выказал большие способности к языкам – последнее меня совсем не удивило, – а потом – к ярости Клеонии – подхватился и сбежал обратно в племя, где и провел три долгих года.