Флэшмен в Большой игре

Конечно, я слыхал эти слова и раньше — их произносило бессчетное количество разных женщин с разными оттенками страсти, и это всегда было приятно, но я не мог припомнить, когда бы это было более кстати, чем сейчас. Если мне когда и нужна была женщина, глубоко влюбленная в мои мужские достоинства, — это был именно этот момент, а поскольку и сам я был почти влюблен в нее, для всего последующего много труда не требовалось.

Итак, я вновь приник к ее губам и всем своим весом прижал ее к подушкам — это было чертовски трудно сделать со связанными за спиной руками — но она была к этому готова и опрокинулась навзничь, впившись в мои губы, дразня меня язычком и слегка похлопывая меня по лицу кончиками пальцев, так что в конце концов мне показалось, что я сейчас взорвусь.

— Лакшми, любимая, развяжи мне руки! — прохрипел я, и она вдруг оторвалась от меня, бросила взгляд на дверь и грустно улыбнулась.

— Я не могу… не теперь. Знаешь, ведь никто не должен знать… пока. Для всех ты — пленный, шпион, подосланный британцами…

— Я все смогу объяснить! Мне пришлось прийти тайком, переодетым, чтобы передать тебе послание от генерала Роуза. Лакшми, дорогая моя, ты должна принять его предложение — это предложение сохранит тебе жизнь! Пожалуйста, развяжи меня и позволь рассказать тебе!

— Погоди, — прошептала рани, — присядь. — Она помогла мне подняться, время от времени снова целуя меня, и усадила на краешек дивана. — Пока лучше мы оставим тебя связанным — о, любимый мой, это ненадолго, обещаю, тебе… только на случай, если кто-нибудь неожиданно войдет. Сейчас я дам тебе попить — ах, твои бедные руки, как жестоко они пострадали! — Слезы вновь хлынули у нее из глаз, и затем вдруг по ее лицу промелькнула гримаса такого отчаянного гнева, что я просто замер на месте. — Этот русский зверь! — воскликнула она, сжимая свои маленькие кулачки. — Он заплатит за все — я порублю его на кусочки и заставлю сожрать этот его отвратительный глаз! А его властелин — царь — может отправляться в ад и ждать там своего слугу!

«Отличные чувства», — подумал я, и, пока она наполняла кубок шербетом, постарался закрепить неожиданную удачу.

— Это Игнатьев натравил на меня туговтой ночью. Он следил за мной с тех самых пор, как я прибыл в Индию, шпионил и старался разжечь мятеж…

Здесь я резко остановился — в конце концов рани была одним из вождей мятежников и этот ужасный Игнатьев был ее союзником, несмотря на всю личную к нему неприязнь. Принцесса поднесла кубок к моим губам и я жадно выпил — знаете ли, после пыток так хочется пить — а когда жажда была утолена, она поднялась с кубком в ладонях, глядя на меня сверху вниз.

— Если бы я только могла выслушать тебя, — серьезно произнесла она, — если бы у нас было хоть немного больше времени! Я не знаю… если бы только я могла объяснить тебе — все эти годы ожидания и попытки противостоять беззаконию в отношении… меня, моего сына и моего Джханси…

— Кстати, как дела у твоего малыша? Надеюсь, с ним все в порядке? Он славный парень и…

— … ожидание превратилось в отчаяние, а отчаяние — в ненависть, и я думала, что ты — всего лишь еще одна из холодных, бесчувственных тварей Сиркара — и вот… — она вдруг опустилась на колени рядом со мной, схватила меня за руки и, под пристальным взглядом этих темных блестящих глаз даже мое опытное старое сердце забилось быстрее. — Но теперь-то я знаю, что ты не такой, как другие! Ты благородный, добрый и, кажется, ты можешь понять… а потом… тот день, когда мы фехтовали в зале для приемов… Я ощутила внутри себя что-то, чего никогда не чувствовала раньше. А потом…

— Да-да, в павильоне, — задыхаясь, подхватил я. — О, Лакшми, это был самый удивительный момент в моей жизни! Знаешь, это было по-настоящему замечательно… лучше всего на свете… дорогая, не могла бы ты развязать мне руки хотя бы на секунду?

Но в этот момент что-то промелькнуло в ее глазах и рани отвернула голову, а ее руки сжались на моих.

— … а когда ты неожиданно пропал и я подумала, что ты погиб, я вдруг ощутила такую пустоту… — Она едва сдерживала слезы. — И все вокруг вдруг потеряло смысл — я сама и даже Джханси — все. А потом пришли вести о красном ветре, разметавшем британские гарнизоны на севере — и даже здесь, в моем собственном государстве, сипаи поубивали их всех, и я ничего не смогла с этим поделать.

Она закусила губку, умоляюще глядя на меня и, если бы ее в этот момент могли видеть эти старые козлы из палаты лордов, то в один голос завопили бы: «Клянемся честью, она невиновна!» — и так три раза подряд.

— Да и что я могла сделать? Казалось, что империя — а я ненавижу империю — пала и мой собственный двоюродный брат, Нана, поднял знамя восстания. Оставаться безучастной к этому означало бы потерять Джханси, которое разорвали бы эти шакалы из Орчи и Гвалиора или даже сами же сипаи… о, но ты ведь британец, так что не сможешь этого понять!