Флибустьер

В будущем это исчезнет. Наверное, потому, что идальго перебьют друг друга на дуэлях. Останутся только низкородные валенсийцы и андалузцы, для которых смыслом жизни станет удовольствие. Они лишатся честолюбия, зависти, впечатлительности и угрызений совести, но приобретут нетерпимость к критике, страсть к беспардонным нравоучениям и, самое главное, маньяну, обязательно сопровождаемую пожиманием плечами. Слово «маньяна» я бы перевел, как «когда-нибудь потом». Оно обозначает непунктуальность, возведенную в религию. У испанцев считается дурным тоном прерывать собеседника, а потрепаться они любят, как с друзьями, так и с незнакомцами, поэтому успеть куда-то вовремя им просто невозможно. Если лоцман опоздал всего на пару часов, вам здорово повезло. Для меня было большим секретом, как испанцы успевают на свои похороны. Горюют по умершим не долго. Траур — это скучно. Единственное скучное занятие, которое приживется у испанцев — подметание всего и всегда. При этом мусор выбрасывают, где попало. Обочины дорог будут завалены старой бытовой техникой, а парки и скверы — обрывками презервативов, которые по большей части оставили детишки, надувая эти шарики. Детям здесь можно всё, даже после полуночи шляться между столиками кафе, где оттягиваются родители. Целоваться они выучиваются раньше, чем говорить, а вот заниматься сексом позже, чем французы. Наверное, потому, что постоянно опаздывают на свидания. Стёб над сексом в любом возрасте занимает больше времени, чем сам секс. И побольше шума во время любого процесса. Говорят так громко, что первое время думаешь, что на тебя орут. Тишина наступает только во время сиесты. Если не считать надсадный храп.

— Есть в нашей семье такая легенда, — медленно произнося слова и продолжая ковыряться в зубах бронзовой иглой, подтверждает дон Диего де Маркес. — Раньше я в нее не верил.

— Было бы неплохо, если бы мы оказались родственниками, — шутливо говорю я.

— Пожалуй, да, — вполне серьезно произносит мой собеседник. — Такой хороший фехтовальщик среди родственников лишним никогда не будет.

Мы с ним каждый день сражаемся на шпагах. За время моего перемещения она пришла на смену рапире. Шпага немного короче и намного легче из-за того, что клинок у нее трехгранный. При меньшем весе он жестче, прочнее, чем клинок с лезвиями. Грани заточены, чтобы нельзя было безнаказанно схватить рукой. Самыми ценными сейчас считаются клинки толедские и золингеновские. Испанцы, как истинные патриоты, предпочитают первые, причем вороненые. Только у одного офицера на корабле не вороненый клинок, но этот офицер был валенсийцем, что уже само по себе позволяло ему иметь много недостатков. Появилась чаша, защищающая руку фехтовальщика, а на конце рукоятки — большая головка, чтобы труднее было выбить из руки. Эти нововведения позволяли без риска для пальцев использовать при защите короткие движения. Ритм боя заметно убыстрился. Мне, орудовавшему в последнее время тяжелой саблей, пришлось попыхтеть, восстанавливая навыки, приобретенные при фехтовании рапирой, и выполняя всё намного быстрее. Дон Диего де Маркес прошел хорошую выучку у хорошего испанского мастера. Такая система обучения перестала страдать однобокостью, как раньше, потому что появилось много учебных пособий, написанных первоклассными мастерами, но главный порок испанской и немецкой школ — шаблонность — сохранился.

Тренировки полезны нам обоим. Кроме восстановления навыков, подзабытых за время пребывания у казаков, я еще и обучаю своего потомка искусству импровизации. Учится он с непривычной для испанцев дотошностью. Хороший фехтовальщик — это очень доходная профессия в Испании, поэтому даже маньяна не срабатывает. После того, как мы заканчиваем тренировку, наше место занимают разбившиеся на пары офицеры, чтобы отработать подсмотренное. Из защиты используют только насадку на острие рапиры, которая называется башмачком, так что наш хирург почти каждый день что-нибудь кому-нибудь зашивает или перевязывает. Впрочем, раны не глубокие. Все офицеры владеют шпагой, как минимум, на удовлетворительном уровне, смертельных ошибок не совершают.

3