Флибустьеры

Но из-за отсутствия питательной среды и борьбы мнений этот пыл мало-помалу остывал. Европейские газеты дон Кустодио не читал - они прибывали пачками, и при одном взгляде на них его одолевала зевота; идеи, которых он нахватался, в конце концов потускнели, а обновить их было некому, не было тех ораторов, что в Мадриде. Хотя в манильских казино играют по крупной и дерутся на саблях не хуже, чем в испанской столице, политические речи здесь произносить не разрешается. Но дон Кустодио не умел пребывать в праздности, он не только мечтал, он действовал. Рассудив, что ему, вероятно, придется жить на Филиппинах до конца дней своих и что эта страна - наилучшее поприще для его деятельности, он посвятил ей свои помыслы и решил приобщить Филиппины к прогрессу, изобретая всяческие реформы и проекты, один другого нелепей, Именно он, прослышав в Мадриде, что парижские улицы мостят брусчаткой, - чего в Испании еще не усвокли? предложил ввести это новшество в Маниле и устлать улицы досками, прибив их к земле гвоздями, наподобие полов в домах. Он же обратил внимание на то, что двуколки часто опрокидываются, и во избежание несчастных случаев посоветовал снабдить их третьим колесом. В бытность вице-председателем Общества по охране здоровья он потребовал, чтобы подвергалось окуриванию все, даже телеграммы из охваченных эпидемией местностей. И наконец, не кто иной, как он, из сочувствия к каторжникам, работающим на солнцепеке, а заодно из желания сократить расходы правительства на их одежду, предложил выдавать им только набедренную повязку и выгонять на работу не днем, а ночью. Когда его проекты встречали сопротивление, он удивлялся, приходил в ярость, но тут же утешал себя тем, что человеку выдающемуся не прожить без врагов, и в отместку критиковал и отвергал подряд все проекты - годные и негодные, - представленные Другими.

Гордясь своим либерализмом, дон Кустодио на вопрос, каково его мнение об индейцах, отвечал снисходительно, что у них, пожалуй, есть способности к механике и к "подражательным искусствам" (он разумел музыку, живопись и скульптуру), и прибавлял свою любимую присказку:

"Чтобы узнать индейцев, сударь, надобно прожить здесь не один год". Услыхав, что какой-нибудь индеец отличился в области, не относящейся к механике или к "подражательным искусствам", - в химии, медицине или философии, - дон Кустодио хмыкал: "Н-да, подает надежды... не глуп!" И уверял при этом, что в жилах такого "индейца"

непременно течет испанская кровь; если же эту кровь никак не удавалось обнаружить, то советовал поискать в родословной индейца японцев: в то время как раз пошла мода приписывать все лучшее, что есть у филиппинцев, японцам и арабам. Для дона Кустодио кундиман, балитао, куминтанг были арабской музыкой, арабским же считал он древний филиппинский алфавит и был в этом твердо убежден, хотя арабского языка не знал и никогда не видел ни одной арабской буквы.

- Это арабский, чистейший арабский! - говорил он Бен-Саибу непререкаемым тоном. - Или, по крайности, китайский.

И, многозначительно подмигнув, добавлял:

- У индейцев ничего своего не может быть, не должно быть, - вы меня понимаете? Я питаю к ним лучшие чувства, но не следует хвалить их, а то они задирают нос и становятся пропащими людьми.

А иногда он рассуждал так:

- Я очень люблю индейцев, я им отец и заступник, но - всякий должен знать свое место. Одни рождены повелевать, другие - подчиняться. Конечно, эту истину громко произносить нельзя, но жизнь построена на ней.

Если хотите подчинить народ, убедите его, что его удел подчиняться. В первый день он будет смеяться, на второй запротестует, на третий усомнится, а на четвертый уверует.

Чтобы держать филиппинца в покорности, надо изо дня в день твердить ему, что он должен слушаться европейцев, что ни к чему иному он не пригоден. Да и зачем ему думать иначе? Ведь это его губит. Верьте мне, каждому филиппинцу надо внушать, что он должен помнить свое место, - это и есть истинное милосердие, порядок, гармония. Именно в этом заключается наука правления.

Излагая свои политические взгляды, дон Кустодио уже не довольствовался словом "искусство". А произнося слово "правление", он величественно простирал руки к воображаемому подданному, склонившемуся на колени.

Что до религии, то дон Кустодио любил поговорить о своей преданности католической вере. Ах, католическая Испания, крап пресвятой девы Марии... Да, там, где ретрограды мнят себя богами или по меньшей мере святыми, либералу не только можно, но и должно быть истинным католиком, - так в стране кафров мулат считается белым.