Собственный вариант силы оборотня я не пыталась призвать. Во-первых, я не была столь сильна как тот, кто шел сейчас ко мне — это я чувствовала просто по бурлению силы. Во-вторых, иногда, когда я призываю свою силу, она выходит из-под контроля: то, что я не перекидываюсь, еще не значит, что сидящие во мне звери не рвутся наружу. Еще как. Они чуть не разорвали меня изнутри, пока я наконец научилась держать их в узде. И это не просто больно: всегда есть шанс, что когда-нибудь я перекинусь по-настоящему, а в переполненном ресторане это было бы не совсем удобно. Кроме того, если это попытка флирта со стороны крутого мачо, он поймет, что неправильно меня определил, и отстанет.
Силы было столько, что я даже не могла определить направление, откуда она исходит. Как будто находишься в самом центре какого-то суховея. Но черт побери, у меня есть сила похолоднее этой, и сейчас я ее включила, чтобы не дать своим зверям восстать, потому что ликантропия — проявление жизни, горячей крови, такой горячей, что она, может быть, самое живое, что в нас есть. А я призвала свою силу некроманта, которая всегда со мной. Как будто разжала кулак, который всегда держу крепко зажатым. Эта сила похолоднее, ближе к вампиру, чем к оборотню. Она разлилась вокруг, среди столов. Несколько чувствительных поежились, но вреда от нее им не будет. Ничего она с ними не сделает, потому что ничто мертвое не расхаживает по земле среди бела дня. По крайней мере, в этом городе. Свою силу я пролила как холодную воду против жара его силы — самцовой, судя по ощущениям.
Получилось даже лучше, чем я думала, как вода на огонь, и «пламя», которое разогнал он вокруг себя, погасло, только ядро еще светилось. Я увидела, как он идет ко мне между столов, и тело его окружено было дрожащим мерцанием силы, будто призрачным жаром. Интересный эффект — будто моя сила некроманта затолкнула обратно его силу оборотня. Я раньше не видела, чтобы так получалось, но запомнила на будущее как полезный факт.
Я посмотрела на него, он на меня — через несколько ярдов расстояния. И когда наши глаза встретились, я поняла, что о романтике и речи нет — даже о романтике оборотней. Он был высок, чуть выше шести футов, разве что ботинки у него на каблуках — тогда чуть ниже. Волосы светлые, сострижены почти наголо. Что-то в нем было военное, но он не казался солдатом — по крайней мере, таким, которого обучали на государственной службе. Он был одет в черный пиджак, застегнутую на все пуговицы черную рубашку и в черные джинсы. Даже пряжка пояса у него была черная — может быть, потому что блестящий металл привлекает пули в перестрелке. Он снова направился ко мне, показывая опущенные открытые ладони — что идет без оружия. Но я не обманывалась: пиджак не совсем плотно прилегал на правом бедре, из чего был вывод, что он правша, а пистолет достаточно велик, чтобы выпирать из-под пиджака.
Незнакомец осторожно приближался к моему столу, все так же держа руки по швам ладонями вперед, чтобы я видела — они пустые. Но я знала, что он — оборотень, а поэтому и с пустыми руками сильнее, быстрее и смертоноснее любого присутствующего здесь человека. Оборотню не нужны когти и зубы, чтобы сломать тебе шею — хватит силы и скорости, а они у него найдутся.
— Ближе не надо, — предупредила я до того, как подошел к столу вплотную. Если бы был способ удержать его еще дальше без крика и привлечения внимания, я бы им воспользовалась.
Он послушно остановился, но я ощутила удар его силы и ноздри у меня затрепетали от его запаха. Ему пришлось больше призвать жаркой силы своего зверя, чтобы прогнать холод некромантии. В воздухе повис густой, тяжелый, омытый жаром запах льва, и львица во мне подняла голову и посмотрела на меня — если что-то, живущее у тебя внутри, может на тебя посмотреть. В таком виде мой разум их визуализирует, моих зверей, чтобы я могла их «видеть», не теряя того, что осталось от здравого рассудка.
— Хороший котик, молодец, — сказала я, обращаясь не к бледно-золотому образу у себя в голове. Образ тем временем понюхал воздух и басовито мурлыкнул — львице понравился запах. А это значило, что подошедший лев именно так мощен, как я опасалась. Львы, тем более львицы, требуют себе сильного партнера. Вероятно, это связано с тем, что настоящие львы, завоевав прайд, убивают в нем всех львят. Когда на кону — жизнь твоих детей, хочется, чтобы самец был способен их защитить.
Тонкие губы мужчины сложились в улыбку еще более тонкую, но он кивнул, и то, что я распознала в нем кота, почему-то заработало мне очко. Он понюхал воздух и посмотрел на меня более серьезно. Он учуял мою львицу, и это его вроде бы удивило. Что во мне есть лев, он не знал: это хорошо. То есть он не все обо мне знает — это еще лучше.