Стюарту было десять, когда умер дед, и буквально через несколько коротких лет отец Стюарта будто стер его из существования. Он нанял архитектурную фирму из Нью-Йорка, чтобы сделать огромную пристройку к отелю, и их план требовал полностью снести «Коттедж Ковингтон», оставив лишь фасад оригинального здания, за которым будут возвышаться две двадцатитрехэтажные башни, самые высокие в Атлантик-Сити, а может, и во всем Нью-Джерси. Веранду решено было оставить, только чтобы превратить в галерею магазинов, а бассейн закопали, чтобы организовать на его месте больший. Когда началось строительство, отец Стюарта нанял рекламное агентство – тоже из Нью-Йорка – и созданные в нем объявления, которые называли отель исключительно «Ковингтон», зазывали туристов остановиться в «приморском небоскребе» в Атлантик-Сити и нахваливали вид на океан, частные ванные комнаты – с кранами, из которых лилась целебная соленая вода прямиком из океана, – и другие современные удобства вроде радио, телефонов и манежей для детей. Мама Кей раньше срока отправилась на пенсию, а вместо нее отец Стюарта нанял шеф-повара, опять из Нью-Йорка, который учился в парижской «Кордон-Блё» и мог создать меню, одновременно подходящее американским вкусам и написанное целиком на французском.
Стюарт кивнул молодому человеку за стойкой администратора, которого знал в лицо, но не по имени. Быть сыном босса означало, что хотел Стюарт такого внимания или нет, но каждый сотрудник прекрасно знал, кем он являлся – и кем нет. Когда он часто заходил, то все от швейцаров до официантов и садовников были к нему добры, наверняка представляя, как однажды он будет выписывать им чеки. Но по мере его взросления, когда стало ясно, что он не собирался работать на отца, их терпение к нему будто начало иссякать.
Стюарт зашел в лифт вместе с носильщиком, Саем, и парой средних лет, которые могли с таким же успехом держать в руках таблички, гласящие, что они живут на главной улице Филадельфии. Не дожидаясь просьбы Стюарта, Сай нажал на кнопку второго этажа, где находились административные офисы отеля.
«Ковингтон» всегда привлекал определенный тип гостей – богатых белых протестантов, – но после повторного открытия их число возросло в разы. Стюарт заметил, что со временем его неприязнь к самому отелю перешла на тех людей, кто в нем проживал. И, конечно, на его отца, который следовал вере деда, что евреи – а еще, разумеется, негры – никоим образом не могли останавливаться в отеле, настолько великолепном, как «Ковингтон».
Это Флоренс указала Стюарту на дискриминацию еще в те времена, когда она занималась плаванием в Клубе «Амбассадор», и он помнил свой стыд за то, что никогда не обращал внимания на отсутствие еврейских имен в гостевых книгах.
– Поэтому ты не нравишься моим родителям, – объяснила Флоренс так просто, будто рассказала, почему опоздала на занятия. Сначала Стюарт изумился, настолько это было незнакомое чувство – знать, что он кому-то не нравится, – но затем он начал смотреть по сторонам. Когда он обратил внимание на посетителей обеденных комнат, баров и гостиных «Ковингтона», он увидел самую привилегированную элиту Восточного побережья, жаждущую провести свой отдых в мире, которого не существовало.
Сай высадил Стюарта на втором этаже, и Стюарт склонил голову перед его компаньонами. Он чувствовал, как по прибытии в офис что-то сжимается в груди, и дыхание становится более частым. Еще не было девяти утра, и за столом секретарши у отцовского кабинета никого не было. Он взял мятный леденец из стеклянной банки, которую секретарша держала возле пишущей машинки, и постучал в дверь кабинета.
– Кто там?
Стюарт не считал нужным представляться, учитывая, что отец сам вызвал его. Вместо этого он повернул ручку двери и вошел.
– Ты добрался до меня, как я вижу, – сказал отец, кидая взгляд на наручные часы.
– Добрался.
– Опоздав на двадцать три часа.
Стюарт не собирался реагировать.
– Я здесь, – сказал он и, не дожидаясь приглашения, сел в одно из двух кожаных кресел, что стояли лицом к столу, – дорогому баухаусовскому сооружению из красного дерева и стальных труб, которое по заказу отца доставили из Германии. Стюарт развернул леденец так громко и медленно, как только мог, и кинул его в рот.
Отец молча смотрел на него.
– Да? – спросил Стюарт, когда не мог больше терпеть его испытующего взгляда.
– Я слышал о Флоренс Адлер.
Стюарту не нравилось, как ее прекрасное имя звучало на языке отца, не нравилось, что он называл ее по имени и фамилии, как будто без этого Стюарт не понял бы, о ком шла речь.
– Откуда слышал? – спросил Стюарт.
– Неважно.
– Очень важно, вообще-то.
– Чаз сказал мне.
– Шеф? – Стюарт хотел бы спрятать выражение лица, но хорошим игроком в покер он не был. Неужто шеф Брайант был так глубоко повязан с отцом, что тут же побежал отчитываться в «Ковингтон», едва услышал о случившемся с Флоренс?
– Он волновался за тебя.
– Об этом он мог сказать
В ответ отец зажег сигарету.
– Ты не можешь продолжать так вмешиваться в мою жизнь, – сказал Стюарт.