Такая «живая догматика», пламенная вера, подвиг и крест воплотились в ещё одном сочинении, а точнее, воззвании Флоренского, появившемся в эту же пору.
Вопль крови
12 марта 1906 года. Крестопоклонная неделя Великого поста. В Лавру пришло известие, что шесть дней назад казнен лейтенант Шмидт. По всей стране среди молодежи волнения, учащиеся МДА тоже взбудоражены. В Покровском академическом храме студент Флоренский, по заведённой учебной традиции, произносит проповедь:
«…в Крестопоклонную Неделю совершились медленно-обдуманные, хладнокровные убийства, взлелеянные неделями. Люди вмешались в решения Божии, отняли жизнь. Заключённых в темницу можно выпустить, связанного развязать, лишённого прав наградить правами. Но никакими раскаяниями, никакими стараниями не вернуть жизни казнённому. Свершилось дело невозвратимое и бесповоротное, — человеческое предварение суда Божия, — дело безбожное. Оборвана возможность покаяния, и новый грех лёг на наши головы… И вот, когда со всех концов России говорилось об отмене казни, когда учёные и неучёные, мужчины и женщины, девушки и подростки, кухарки и барыни, мужики и писатели, все слои общества, не исключая военных, давали отголосок на готовившееся страшное дело, Церковь православная опять не остановила кровопролития, опять, — и это на Крестопоклонной Неделе! — промолчала. Церковь, — самое дорогое, что есть для нас на земле, — мост к небу; и он оказался непроходимым».
Куда делся тот кроткий, тихогласный Павел, утверждавший, что влиять можно только на отдельную личность? Теперь это пламенный проповедник, чья речь обращена ко всему народу. В каждом слове — энергия, напор, жажда истины. Кажется, силы всего рода пробудились в нём — степенность Руси и горячность Кавказа:
«Волны крови затопляют родину. Тысячами гибнут сыны её — их вешают, расстреливают, тысячами переполняют тюрьмы… Под видом „умирения“ избиваются мирные крестьяне и рабочие. Людей, не имущих куска хлеба, расстреливает живущий за счет их трудов. Женщин и детей и то не щадят — насилуют, оскорбляют на каждом шагу. Издеваются в безумном озверении…»
Этой проповеди тесно в стенах храма, тесно в пределах церковной ограды. Проповедь летит за пределы Лавры, за пределы Посада, на улицы Москвы, к местам русских бунтов и казней, к месту расстрела лейтенанта Шмидта. Набатом проповедь доносится до небес:
«О, Русь святая, терпящая избиение сынов своих! О, народ православный, даже в Великом посту не прекращающий казней, пред Страстною неделей издевающийся над муками Спасителя! Смотри, Русь святая, не оказаться бы тебе с Иудой и Каином! Смотри, народ православный, не быть бы тебе позорищем истории!»
В проповеди Флоренского, как в «Слове о законе и благодати» святителя Илариона, митрополита Киевского, благодать выше закона. В проповеди Флоренского аввакумовская непреклонность. В проповеди Флоренского ораторская высота Феофана Прокоповича: